Топографический кретин. Ян Ледер

взгляда от тетрадки, в которую срисовывал ломаные линии, выводимые Соней на доске. – Когда это у Медведя карандашный йок наблюдался?

      У него была манера говорить о себе как о ком-то другом, видно, фильмов про индейцев пересмотрел. Или Фенимора Купера начитался. Хотя насчёт начитался – это вряд ли, хмыкнул Мело про себя.

      – Три дашь?

      – В смысле?

      – Три сигареты дашь, гутарю?

      – Да ты чё, блин, прибурел? – Медведь даже от учёбы отвлёкся, забыв, что в полугодии ему светит пара по физике.

      – Да не ори, я ж не себе. Шуцык Зеле за «Машину» торчит.

      – Заканали, блин. Медведь вам вэцээспээс, что ли?

      – Музон слушал? – встрял Шуцык.

      – Ну.

      – Пропёрло?

      – Да ничё вроде.

      – Ну так и не жопься, у тебя до фига.

      – До фига, не до фига… Сами втарить не можете? До ларька не достаёте?

      – Монечков нету.

      – Ну так Медведь их тоже не рисует.

      – А хрена тебе рисовать, – парировал Шуцык. – В школьный двор вышел, шпану тряхнул – и всех художеств.

      Мело, хоть и считался Медведю лучшим другом, довольно внятно хмыкнул – зашла шутка, – но тут же притих, получив от развернувшегося к нему кореша несильный удар ладошкой по лбу. Вираж остался незамеченным: Вантолич в этот момент жевал очки, пытаясь обнаружить изъян в Сонином творчестве.

      – Мело, а ты-то куда вякаешь, – Медведь уже опять сидел к задней парте спиной, но артикулировал внятно, потому что сложил ладони раструбом и, подставив их ко рту, выгнул бараньим рогом, чтобы сказанное без искажений доходило до адресата. Поэтому спереди он сейчас был похож на водолаза с торчащим изо рта кривым шлангом, сложенным из костистых пальцев. – Довыёживаешься. Медведь другой раз на выпас без тебя порулит!

      – Ладно, Дрюня, не гони, – смиротворствовал Шуцык. – Палочек-то дай, себе ещё нашкуляешь.

      После физики была как раз большая перемена, так что Медведю удалось частично возместить понесённый ущерб – три болгарские сигареты «сълнце» для Зели плюс две собственноручно выкуренные в гальюне и одну в школьном дворе. Но на полную компенсацию времени, конечно, не хватило. Поэтому всю биологию он закатывал глаза и сверлил собственный мозг картинами страшной мести мелюзге, зазевавшейся за гаражами у школьного двора.

      Но на пути к реализации плана возникло трудноодолимое препятствие: Конь. Конём звали завуча, который, как и Иван Анатольевич, преподавал физику, но не у них, а у выпускных классов, и отличался суровым нравом.

      Заняв стратегически безупречную позицию на школьном крыльце, он переадресовывал выходящих на плац – так медведь, устроившись на речных порогах, отбрасывает на берег выпрыгивающих из стремнины лососей. Особо интересующимся завуч разъяснял, что они удостоились крупной, практически невиданной чести со стороны партии и правительства.

      – Сейчас все идём в столовую и обедаем, – объявил Конь, завершив сбор личного состава на асфальте, только-только начинающем разогреваться