Черное сердце. Холли Блэк

локон на пальчик в белоснежной перчатке.

      – Мина, просто расскажи мне все, – выходит не очень-то строго.

      Приятно же пусть и ненадолго поддаться иллюзии, представить, что от меня что-то очень-очень нужно прекрасный девушке, даже если я и сам в это не верю. Поддамся, ненадолго.

      – Я вижу, ты занят. Не буду тебя задерживать. Понимаю, что мы… Ты меня плохо знаешь. И я сама виновата. Пожалуйста, давай как-нибудь поговорим?

      – Ладно. Конечно. Но разве ты не хотела…

      – Нет. Я еще вернусь. Сама тебя найду. Я так и знала, Кассель, ты хороший.

      Мина проходит мимо – так близко, что я чувствую исходящее от нее тепло. Легкие шаги затихают в коридоре. А я все стою посреди комнаты и пытаюсь понять, что же такое только что произошло.

      На улице уже не просто прохладно, но откровенно холодно – пробирает до костей. В такую погоду дрожишь даже по возвращении в теплую комнату, будто все промерзает изнутри.

      Около библиотеки меня кто-то окликает.

      Я знаю этот голос.

      Поворачиваюсь.

      На краю газона стоит Лила в длинном черном пальто. Когда она размыкает губы, наружу вырывается облачко пара, будто призрак невысказанных слов. Лила и сама похожа на призрак – вся черно-белая в тени облетевших деревьев.

      – Отец хочет с тобой поговорить.

      – Ладно, – и я шагаю следом за ней.

      Вот так просто. Наверное, и с крыши вслед за ней спрыгнул бы.

      Мы выходим на парковку и идем к серебристому «ягуару XK». Понятия не имею, когда у Лилы появилась машина, когда она успела получить права. Надо что-нибудь сказать по этому поводу, поздравить, но, когда я открываю рот, Лила так смотрит, что заговорить я не решаюсь.

      Молча усевшись на пассажирское сидение, достаю телефон. В салоне пахнет мятной жвачкой, духами и сигаретами. В держателе стоит наполовину пустая бутылка диетической колы.

      Пишу сообщение Данике: «Сегодня не получится». Телефон тут же принимается звонить, но я ставлю его на беззвучный режим. Чувствую себя виноватым из-за того, что продинамил ее, хотя сам обещал честно ответить на все вопросы, но объяснять, куда, а тем более зачем, я еду, никак нельзя.

      Лила искоса смотрит на меня. Ее профиль освещен уличным фонарем, изогнутая бровь и длинные ресницы отливают золотом. Она такая красивая, аж зубы сводит. Еще в восьмом классе на занятиях по психологии нам рассказывали одну теорию: будто у всех нас есть инстинкт смерти и где-то в глубине души мы стремимся к небытию, к гибели. Ее близость будоражит, словно стоишь на крыше небоскреба на самом краю.

      Вот так я себя сейчас и чувствую.

      – А где твой отец?

      – С твоей матерью.

      – Она жива? – я так удивлен, что даже облегчения не чувствую.

      Мать с Захаровым? Непонятно, что и думать.

      Лила смотрит мне в глаза, но улыбка у нее недобрая:

      – Пока жива.

      Она заводит машину, и мы выруливаем с парковки. Ловлю свое отражение в затемненном