Роман о двух мирах. Мария Корелли

рот, чтобы наконец задать ему интересующий вопрос, но легким движением руки он остановил меня.

      – Терпение! – сказал он тихо и серьезно. – Совсем скоро у вас появится возможность, которую вы так ищете.

      В этот момент оркестр разразился сладостными звуками вальса Гунгля, и мы поплыли в его утонченном и плавном ритме. Я намеренно использую слово «поплыли», потому что никаким другим глаголом нельзя описать восхитительные ощущения, испытанные мною. Челлини был превосходным танцором. Мне казалось, наши ноги едва касались пола: так быстро, так легко и свободно мы стремились вперед. Несколько быстрых поворотов – и я заметила, что мы приближаемся к распахнутым дверям террасы, момент – и вот мы уже прекратили танцевать и спокойно зашагали рядышком по аллее остролистов. Среди темных ветвей мерцали маленькие фонарики, словно красные и зеленые светлячки.

      Мы шли молча, пока не достигли самого конца тропы. Перед нами раскинулся сад с широкой зеленой лужайкой, залитой волшебным светом полной луны, что парила в безоблачном небе. Ночь была очень теплая. Несмотря на это, Челлини бережно накинул мне на плечи большой белый шерстяной бурнус, который забрал с кресла, пока мы шли по аллее.

      – Я не замерзла, – сказала я, улыбаясь.

      – Нет, но, возможно, еще замерзнете. Неразумно идти на бесполезный риск.

      Я промолчала. Слабый ветерок шумел в верхушках деревьев прямо над нами, музыка бального зала доносилась до нас лишь слабым далеким эхом, воздух благоухал нежным ароматом роз и мирта, сияние луны смягчало очертания пейзажа, превращая его лишь в призрачный намек на настоящий мир. Неожиданно до нас донеслась длинная и одновременно сладостная жалобная трель, затем чудесный каскад игривых рулад и, наконец, чистая молящая и страстная нота, повторяемая многократно. Это был соловей, он пел так, как могут петь только соловьи юга. Я зачарованно замерла.

      – Ты не рожден для смерти, о, бессмертный!

      Тебе неведома людская боль.

      Тебя такой же ночью милосердной

      Слыхал и простолюдин и король12, —

      задумчиво продекламировал Челлини.

      – Вы любите Китса? – пылко спросила я.

      – Более, чем любого другого из живших поэтов, – ответил он. – У него была самая божественная и нежная муза, которая когда-либо соглашалась привязать себя к земле. Однако, мадемуазель, вы хотите знать не о моих вкусах в поэзии. У вас есть ко мне другие вопросы, не так ли?

      Секунду я колебалась. Потом высказалась откровенно:

      – Да, синьор. Что было в вине, которое вы дали мне сегодня утром?

      Он встретил мой испытующий взгляд с полной невозмутимостью.

      – Лекарство. Замечательное и очень простое средство, приготовленное из сока растений, оно совершенно безвредно.

      – Но зачем? – спросила я. – Зачем вы мне его дали? Разве правильно брать на себя такую большую ответственность?

      Он улыбнулся.

      – Думаю, да. Если вам нехорошо или вы обижены, значит, я был не прав. Если же ваше здоровье и настроение,

12

Джон Китс «Ода соловью». Перевод Г. Оболдуева.