Мертвый невод Егора Лисицы. Лиза Лосева

цветные переплеты на полке, собрания сочинений. Отдал Анне Рогинской вино и маслины. Она улыбнулась, махнула рукой – «у нас по-простому, без церемоний». Из соседней комнаты через раскрытые двери доносились мужские голоса и стук фишек.

      Сам Аркадий Петрович, в домашней кофте, с аккуратно повязанным пестрым галстуком-бантом, увидев, что я рассматриваю книги, потянулся за томиком, обдав меня густым запахом кельнской воды:

      – Вернейшее средство развлечь хандру – книги, журналы. Даже в таком отдалении от центров очагов культуры, – он запнулся, запутавшись в словах, – в общем, даже здесь можно получать подписные издания. А кое-что, представьте, повезло добыть благодаря новой власти: в усадьбе владельца рыбокоптильного завода мебель, понятное дело, растащили и порубили, а библиотека досталась мне.

      Пока он говорил, я рассматривал вынутую книгу – Яков Канторович, юридический поверенный, «Средневековые процессы о ведьмах». «Чудесные знамения. Правдивые описания событий необыкновенных», автор – я покрутил книгу – Финцелиус.

      – У вас интересная библиотека.

      Фельдшер достал другой томик, французского натуралиста, на корешке тусклым золотом год – 1874-й.

      – «Летучая мышь есть символ безумия», – прикрыв глаза, процитировал, выделив строчку в книге пальцем. Его жена, возясь у буфета, отвернулась, протирая чистым полотенцем миску.

      – Удивительно, как вы точны на цитаты.

      – Да, не пожалуюсь. Но ведь тут что делать? Глушь, вот и читаю.

      Я полистал страницы, нашел интересное: «важнейшая характеристика змеи – ее хтоническая природа».

      – «Змея сочетает в себе мужское и женское, огненную и водную символику, – прочитал я вслух. – Длинные гибкие предметы соответствуют змее: нитка, бусы, волосы».

      Придержал строчку пальцем.

      – «Двенадцать пар скрытых ног змеи можно увидеть только в Юрьев день; человек, увидевший их, умрет», – процитировал, не заглядывая в книгу, Рогинский.

      – Средневековая чушь, если позволите, – донеслось от стола с играющими.

      – «Змей тесно связан с фаллической символикой», – я листал страницы дальше.

      – «Галавища в маслище, сапажища в дегтище, а партки набиты змеей», – снова от стола, уже со смешком.

      – Однако Ева искушена была змеем, Дмитрий Львович, – не согласился фельдшер с невидимым участником разговора.

      Забавный чудак. Я взял с полки томик поэзии, яркий корешок.

      – Позвольте-ка, – фельдшер ловко вынул книгу из моих пальцев, несколько нараспев продекламировал: – «Домового ли хоронят, ведьму замуж выдают»… Прямо строки о нашем ненастье. О, я убежден, что поэт страдал невропатией. То, что принято называть вдохновением, – просто повышенная возбудимость. Мне, как лицу, не чуждому медицины, интересны свойства человеческой психики.

      Анна отвлекла мужа какой-то хозяйственной просьбой. Меж тем за столом под широким желтым абажуром шла игра. Я подумал было – в карты, но оказалось, в другое. «Гусек». Картонное игровое поле напомнило свернувшуюся