Кладбище домашних животных. Стивен Кинг

босс».

      Луис повернулся и пошел домой.

      Он не спал этой ночью еще через час после того, как улеглась Рэчел. Перелистал стопку медицинских журналов, которые уже читал, не признаваясь себе, что мысль о сне заставляла его нервничать. Он никогда раньше не страдал лунатизмом, и откуда он знал, что это единичный случай… что это не произойдет опять?

      Он услышал, как Рэчел встала, а потом нежно позвала:

      – Лу? Дорогой, ты идешь?

      – Сейчас, – сказал он, выключая свет над столом.

      В этот раз отход ко сну занял у него больше семи минут. Во всяком случае, когда он лежал и слушал сонное дыхание Рэчел, видение Паскоу показалось ему меньше похожим на сон. Вот сейчас он закроет глаза и услышит скрип двери, и войдет наш домашний призрак, Виктор Паскоу, в своих красных шортах, с торчащей ключицей.

      Луис поежился, представив почему-то, как холодно сейчас вылезать из постели и тащиться на Кладбище домашних животных, снова видеть эти грубые круги, залитые лунным светом, и тропу, уходящую в дальние леса. Думая об этом, он немедленно просыпался.

      Уже за полночь сон сморил его. В этот раз ему ничего не снилось. Он проснулся в семь тридцать от звуков бьющего в окно холодного дождика. С преувеличенным вниманием осмотрел простыни. Они были белоснежными. Ноги его, хоть и со свежими мозолями, тоже были чистыми.

      Луис, насвистывая, отправился в ванную.

      19

      Мисси Дэнбридж сидела с Гэджем, пока Рэчел отвозила Черча к ветеринару. В этот вечер Элли не могла заснуть до одиннадцати, объясняя, что она не может спать без Черча, и требуя воду стакан за стаканом. Наконец Луис отказался давать ей еще, боясь, что она описается. Это вызвало такой приступ ярости, что Луис с Рэчел недоуменно уставились друг на друга.

      – Она боится за Черча, – сказала Рэчел. – Не трогай ее, Лу.

      – Ничего, я надеюсь, это ненадолго.

      Луис был прав. Крики Элли скоро перешли в сдавленные всхлипывания. Потом настала тишина. Когда Луис зашел к ней, она спала на полу, обняв кошачью корзинку, где Черч почти никогда и не спал.

      Он взял ее на руки, перенес на кровать, бережно убрал с ее лба растрепавшиеся волосы и поцеловал. По внезапному наитию он прошел в комнату, взял листок бумаги, написал: «Буду завтра, люблю, Черч», – и приладил листок к кошачьей корзинке. Потом он вернулся к Рэчел. Она ждала его. Они уснули в объятиях друг друга.

      Черч вернулся домой в пятницу, когда кончилась первая рабочая неделя Луиса; Элли приготовила ему подарок, потратив часть денег, выдававшихся ей, на коробку кошачьих лакомств, и едва не отшлепала Гэджа за попытки подергать кота за хвост. Гэдж захныкал, но не очень недовольно – для него выговор Элли был равносилен Божьему наказанию.

      Вид Черча опечалил Луиса. От его былого проворства не осталось и следа. Он больше не расхаживал с гордым видом; теперь его походка была медленной и осторожной, как у инвалида. Он позволял Элли таскать себя на руках. Он не собирался выходить, даже в гараж. Он изменился. Может, это было и к лучшему.

      Ни Рэчел, ни Элли, казалось, ничего не