Кладбище домашних животных. Стивен Кинг

этот метаболизм работает, как часы. У собак он очень быстрый, а у людей гораздо медленнее. Мы живем в среднем семьдесят два года, и, поверь мне, это очень долго.

      Из-за того, что Элли выглядела по-настоящему расстроенной, он постарался ее успокоить и немного покривил душой. Ему было тридцать пять, и казалось, что эти годы прошли очень быстро.

      – Вот у черепах метаболизм очень ме…

      – А у кошек? – спросила Элли, снова взглянув на Черча.

      – Кошки живут столько же, сколько и собаки, – сказал он, – во всяком случае, большинство. – Тут он приврал. Кошки вели опасную жизнь и часто умирали жестокой смертью, пожалуй, даже чаще, чем люди. Черч грелся на солнышке (или делал вид); Черч мирно спал каждую ночь на постели его дочери; Черч был так очарователен, когда играл с веревочкой или мячом. Но Луис видел, как он подкрадывался к птице с перебитым крылом, и его зеленые глаза горели азартом и, как казалось Луису, холодным удовольствием.

      Он редко убивал кого-либо; исключением была только большая крыса, которую он поймал где-то на улице и приволок домой. Зрелище было таким омерзительным, что Рэчел, которая была тогда на шестом месяце, тут же вырвало. Жестокая жизнь, жестокая смерть. Их губят собаки, не гоняются, как глупые псы из мультфильмов, а догоняют и убивают, и другие животные, и отравленная приманка, и проезжающие машины. Кошки – гангстеры животного мира, живущие вне закона и так же умирающие. Многие из них так и не доживают до старости.

      Но как было объяснить все это твоей пятилетней дочери, которая впервые столкнулась с понятием смерти?

      – Что ж, – сказал он, – Черчу сейчас три года, а тебе пять. Он еще будет жив, когда тебе исполнится пятнадцать, и ты станешь старшеклассницей. Это будет не так скоро.

      – А мне не кажется, что это долго, – возразила Элли, и теперь ее голос дрожал. – Это совсем недолго.

      Луис наконец оставил свою модель и поманил дочь к себе. Она села к нему на колени, и он снова поразился ее красоте, которая только подчеркивалась огорчением. Она была смуглой, как левантинка. Один из врачей, с которыми он работал в Чикаго, Тони Бентон, прозвал ее «индийской княжной».

      – Дорогая, – сказал он, – если бы это зависело от меня, я сделал бы так, чтобы Черч жил сто лет. Но я не могу ничего изменить.

      – А кто может? – спросила она и тут же сама ответила: – Наверно, Бог.

      Луис проглотил смешок. Все было слишком серьезно.

      – Бог или кто-то еще, – сказал он. – Часы идут, вот и все, что я знаю. Но у них нет гарантии.

      – Я не хочу, чтобы Черч стал, как все эти мертвые животные! – закричала она, и на глазах ее показались слезы. – Я не хочу, чтобы Черч умирал! Он мой! Он не Бога! Пусть Бог заведет себе кота! Пускай он заведет сколько угодно проклятых старых котов и убивает их! Черч мой!

      Из кухни послышались шаги, и вошла Рэчел. Элли уже рыдала на груди у отца. Она поняла; ужас предстал перед ней во весь рост. Теперь, даже если ничего нельзя было изменить, можно было хотя бы поплакать.

      – Элли, – сказал он, гладя ее по голове, – Элли, Черч же