Словарь имен собственных. Метафизика труб (сборник). Амели Нотомб

красивое имя.

      – Ты так считаешь?

      – Да. И притом оно ей очень идет.

      – Не согласен. Она похожа на сказочную фею. Будь моя воля, я бы назвал ее Авророй.

      – Слишком поздно. Девочки уже привыкли к ее нынешнему имени. И, уверяю тебя, оно ей очень подходит – прямо древнегерманская принцесса.

      – Бедный ребенок! Натерпится в школе из-за своего имечка.

      – О, только не она! У нее достаточно сильный характер.

      Плектруда произнесла свое первое слово в положенный срок, и слово это было «мама».

      Клеманс пришла в восторг. Дени, посмеиваясь, заметил ей, что обе их старшие дочери – как, впрочем, и любой ребенок на свете – тоже сначала сказали именно «мама».

      – Ну, нашел с чем сравнить! – воскликнула Клеманс.

      В течение долгого времени «мама» было единственным словом Плектруды.

      Подобно пуповине, оно служило ей надежной связью с окружающим миром. Она сразу стала выговаривать его необыкновенно четко, с правильным ударением, в отличие от других младенцев, которые поначалу лопочут «ма-ма-ма».

      Она произносила его нечасто, но уж если произносила, то делала это с торжественной отчетливостью, сразу привлекавшей внимание. Можно было поклясться, что девочка сознательно выбирает самый подходящий момент, желая добиться наивысшего эффекта.

      Клеманс было шесть лет, когда родилась Люсетта, и она прекрасно помнила младшую сестренку новорожденной, годовалой, двухлетней и так далее. Поэтому тут сомневаться не приходилось:

      – Люсетта была самым обычным ребенком. Она часто плакала, иногда вела себя как ангел, иногда невыносимо капризничала. Но в ней не было ничего выдающегося. Плектруда совершенно на нее не похожа: молчалива, серьезна, вдумчива. Сразу видно, какая она умная.

      Дени ласково подшучивал над женой:

      – Перестань делать из нее божество. Она очаровательная малютка, вот и все.

      И, расчувствовавшись, поднимал Плектруду высоко над головой.

      Прошло довольно много времени, прежде чем Плектруда произнесла второе слово – «папа».

      На следующий день, вероятно из чисто дипломатических побуждений, она сказала «Николь» и «Беатриса».

      Ее выговор был безупречен.

      Она говорила как ела, с той же философской дотошностью. Каждое новое слово требовало от нее не меньше сосредоточенности и размышлений, чем новая пища.

      Заметив у себя в тарелке какой-нибудь незнакомый овощ, она указывала на него пальчиком и вопрошала Клеманс:

      – Это?..

      – Это порей. По-рей. Попробуй, какой он вкусный.

      Плектруда не менее получаса внимательно разглядывала кусочек в ложке. Подносила к носу, нюхала и снова долго изучала.

      – Ну вот, все уже остыло! – огорченно говорил Дени.

      Но Плектруде это было безразлично. Завершив осмотр, она клала кусочек в рот и бесконечно долго дегустировала. Она не спешила выносить