Любовь – это путешествие. Бет О'Лири

знаешь, где меня найти.

Дилан

      Она меня пленила. Я Одиссей на острове у Цирцеи, я шекспировский Ромео, я… жертва почти непроходящего возбуждения.

      Прошло почти четыре часа с того единственного и обжигающего поцелуя, а я никак не могу уснуть. В разгоряченном мозгу один за другим рождаются стихи на грани эротики, и на бумаге они еще хуже, чем в голове. Тем не менее примерно в шесть утра я решаю подсунуть их Адди под дверь, но передумываю, едва выйдя за порог – все-таки это может показаться ненормальным, и даже отчаянным. Так что возвращаюсь в постель и представляю, как она обнаженная лежит рядом, а я читаю ей свои строки вслух. Так, мне нужен холодный душ.

      Она появляется около десяти утра. Мы с Терри пьем кофе, и тут заходит Адди: отдохнувшая, в коротком узорчатом платье, складки которого кокетливо облегают бедра. В руках она несет бумажный пакет в маслянистых разводах – свежие круассаны из соседней деревни. Мы соприкасаемся пальцами, когда я забираю пакет. Никогда еще выпечка не скрывала столько чувственности.

      – Спасибо, – шепчу я.

      – Вертелся во сне? Волосы торчком стоят. – Сдерживая улыбку, она поджимает губы, и родинка чуть сдвигается.

      – Племянник велел мне извиниться, – сообщает Терри. – Прости, что ворвался, очень грубо с моей стороны.

      Адди поворачивается к Терри, и я уже ревную. Хочу, чтобы она смотрела только на меня.

      – Я все забыл, – машет рукой дядя. – Ничегошеньки не помню, окей?

      – Спасибо, я ценю, – отвечает Адди, чуть улыбнувшись. А затем разворачивается и уходит.

      – Куда ты? – вырывается у меня.

      Она оглядывается через плечо.

      – Дела. Еще увидимся.

      Она возвращается, когда мы обедаем на террасе, на этот раз в слитном красном купальнике, и принимается чистить бассейн от листьев. Нагибаться ей приходиться столько раз, что я чуть ли не плачу от мучения.

      К середине дня я напиваюсь, в надежде, что алкоголь поможет, ну или сделает Терри более приятным собеседником. Но в итоге сам становлюсь слишком болтливым.

      – Я думаю она та самая, единственная, – признаюсь я Терри, откинувшись на диване. На улице слишком жарко, и мы спрятались в прохладе огромной гостиной, украшенной шелковыми гобеленами и бессчетными диванными подушками.

      Терри усмехается.

      – Подожди пока вы не… – Он делает неприличный жест, и мне хочется швырнуть в него бутылку.

      – Я же не об этом, – горячо возражаю я, подливая вина в бокал. – Она чудесная! Мне никого еще не хотелось так сильно.

      Я собирался сказать «никто не нравился так сильно» Но получилось даже более правдиво. Я правда безумно ее хочу.

      – Ах, пылкость юности! – добродушно подтрунивает дядя. – Вот наберет она килограммов десять, увлечется мыльными операми – тогда посмотрим.

      – Дядя Терри, ты просто невозможен.

      – Молодежь нынче такая чувствительная, – ворчит он, завалившись в кресло и поставив бокал на пивной живот.

      Залпом допиваю вино. Еще ни один день в моей жизни не тянулся так долго.

      Терри приглашает Адди поужинать с нами,