Солнце светит одинаково. Юрий Быков

там, – махнул Неретин в сторону длинного коридора. – Потерялся, пока мы шли курить.

      Лена хотела сказать: «Тоже мне, друг!», но передумала: «Что я к нему пристаю? Как будто он Завьялову нянька…»

      При приближении к комнате 28 всё громче звучал поющий под гитару доморощенный «Высоцкий» и всё тяжелее становился портвейно-табачный дух.

      Она открыла дверь – от рези сразу заслезились глаза, но она смогла разглядеть, что Генки здесь нет.

      Лена пошла дальше по коридору, заглянула в соседнюю комнату 29, где жила Зоя Терёхина.

      И оцепенела!

      Голый Генка лежал на кровати кверху задницей и спал, а Зоя сидела в своём домашнем халатике за столиком перед зеркальцем и расчёсывала волосы.

      Зоя взглянула открыто, твёрдо, победительно, будто бы говоря: «А тебе, подруга, здесь делать нечего!»

      Лена захлопнула дверь и бросилась бежать.

      Неретин всё ещё стоял на лестничной площадке.

      – Лен, ты чего? – попытался он её остановить.

      Она молча его оттолкнула, и по ступенькам покатился цокот её каблучков.

      Неретин вслед за ней спустился вниз.

      Стояла снежная зима. В такую снежность бывает особенно уютно и тихо, как в комнате с ковром. На белом уже голубела сумеречная тень, в небе из-под дымки желтела, будто заметённая пургой, луна, а воздух был свеж, но не холоден.

      Неретин вздохнул полной грудью и довольно усмехнулся.

      Да, всё случилось, как и было задумано…

      Читатель, ты в изумлении?

      А помнишь историю с Ладеевым и Леной? Так вот, там, в аллее, Неретин действительно был!

      Солнце светит одинаково…

      Прослушав главу «После картошки», Елена Тихоновна сказала:

      – Дальше, Арсений, решать вам: написать ещё что-нибудь о студенческих годах или перейти к следующему этапу.

      – Видите ли, я обязан представить материал определённого объёма… Ведь лишнее всегда можно убрать.

      – Да, да… Определённого объёма… Иной раз попытаешься осилить роман, да бросишь, потому что поймёшь: сути там – на рассказ, а всё остальное – вода в виде никому не интересных рассуждений автора и пространного описания внутреннего мира героев. Зато объём!

      Арсений Ильич кивнул:

      – Я и сам грешу этим. Правда, стараюсь чересчур не умничать. Но что поделаешь: издатели теперь предпочитают литературу больших форм. А поэзию, например, вообще не жалуют. Хотя, с другой стороны, сейчас можно напечатать что угодно. Но за свой счёт.

      Елена Тихоновна внимательно посмотрела на Сомова.

      – Как я понимаю, без рекламы и продвижения – это выброшенные на ветер деньги?

      – Совершенно верно.

      – Вот и подевалась куда-то настоящая литература… А в годы нашей молодости она была! Вы только не подумайте, что я начну досаждать рассуждениями, будто раньше трава была зеленее и небо голубее. Нет, всегда и всем солнце светит одинаково, а вот жить тогда было радостней!

      Сомов посмотрел с нескрываемым удивлением.

      – Странно, конечно, – согласилась Елена Тихоновна, –