Она мне принадлежит. Анна Сафина

же стянул с себя футболку и взъерошил волосы, как мог, придавая себе ошалелый вид.

      – Долгая ты, Маша, – качнул головой, увидев, что она ничего толком не сделала.

      Времени было в обрез, поэтому я подошел и просто разорвал женскую блузку, руками дергая ее в разные стороны. Пуговицы попадали бесшумно на ковер, но я пресек все возмущения Маши на корню.

      – Премию выпишу. Новую себе купишь. А теперь цыц, чтобы ни звука не слышал.

      Она послушно закрыла свой пухлый рот, а вот я на ее месте представил бельчонка. На разорванной блузке с ней у нас бы дело точно не закончилось.

      В этот момент слегка заскрипела дверь. И если бы я не прислушивался, а был сосредоточен на постельных делах, ни за что бы не услышал этот тихий звук.

      Но на беду Белль, я стоял, скрестив на груди руки и смотрел, как она пыталась незаметно просунуть голову, чтобы подсмотреть, что происходит в спальне.

      – Ай-я-яй, краса, тебя мама разве не учила в детстве, что подглядывать за взрослыми дядями и тетями нехорошо?

      Прозвучал ее вскрик, а затем тишина.

      Я же получал несравнимое удовольствие, дразня свою пигалицу и наблюдая, как от смущения и злости краснело ее лицо.

      Поскольку скрываться больше не имело смысла, она толкнула дверь сильнее и встала в проеме, жадно рассматривая меня и Машу. Губы ее поджались, а глаза заметали молнии.

      – Вы… – от праведного гнева у нее чуть ли не пар из ушей шел.

      – Маша, подай регламент, – протянул руку, и мне в ладонь лег листок.

      Ручка по привычке лежала за ухом, и я, прислонив документ к стене, бодро его подписал.

      – А вот теперь можно и по договору жить, – засвистел и протянул подписанную бумагу девчонке.

      Та нахмурилась и со злостью вырвала у меня ее из рук, но подписывать не торопилась. Еще раз окатив нас двоих презрением, молча удалилась к себе. О том, что ей была небезразлична эта сцена, говорил характерный хлопок двери. Этого мне пока было вполне достаточно.

      – И что это было, Марат Рамисович?

      Раздраженный голос секретарши не мог испортить мне настроение, и я спокойно наблюдал за ее сборами, даже ни разу не поугрожав увольнением.

      – Это называется ревность, Маша.

      – Дурачок вы, Марат Рамисович, хоть и умный мужик, – с этими словами схватила собранную сумку и потопала к входной двери, надевая на ходу одну туфлю.

      – За оскорбления тебе не платят, Мария, соблюдай субординацию.

      – Да я же вам помочь хочу, – обиженно засопела и стала натягивать вторую туфлю.

      Никогда не понимал, как женщины плывут на таких ходулях. На них же убиться можно.

      – Ну и? В чем проблема? – скрестил руки, решив послушать, чего такого дельного она может мне сказать.

      Маша выпрямилась, надела на себя пиджак, застегивая на все пуговицы и скрывая оставшиеся ошметки от блузки. И только после посмотрела мне в глаза.

      Я чуть не отшатнулся, впервые за эти годы увидев там серьезного человека, а не секс-машину, готовую в любой момент завлечь тебя в тест-драйв.

      – Это у мужиков срабатывает чувство собственности,