Светорада Медовая. Симона Вилар

руке да развести огонь, чтобы сразу прижечь раны, тем самым избежав заражения крови.

      Среди мерян сразу поднялся стон и плач. Для лесного охотника лишиться двух пальцев означало потерять возможность стрелять из лука и почти обречь себя на голодную смерть. Даже Стема не удержался, чтобы не попросить Нечая ограничиться поркой.

      – Ништо, – отмахнулся тот. – Пусть свои же знают, из-за кого договор с черемисой чуть не сорвался. А бортничать они и без пальцев смогут. А не смогут, пущай на палы к нам идут. Работа найдется, не пропадут. – И сердито зыркнул на Стрелка: – Ишь какой добрый выискался. Чисто христианин. Люди Чики на варягов напали, а тот же Аудун такое устроит, когда прознает, что мы за земляков его с мерянами не посчитались! Да он сам мерян резать в леса пойдет! Аудун вроде добрый, но и бешеным может стать, если что не по нем. Берсерк[75], одним словом. Недаром его даже наш Путята побаивается.

      – Это Аудун-то берсерк? – подивился Стема. Ему приходилось сталкиваться с берсерком и поэтому казалось невероятным, что приютивший его Светораду благородный ярл может быть таким.

      Но Нечай уже отошел от него, отдавая распоряжения. На оставшегося стоять Стему глянул с насмешкой.

      – Ладно, голубок сизокрылый, лети отсюда в свою крепостцу. Я ведь здесь наездами, а тебе тут жить. Вот и нечего раздражение у местных вызывать. С грязной работой я сам управлюсь, а ты пока ранеными займись. Проводишь их в крепость, да только Власа своего мне оставь. Этот кровушку пускать любит, пусть и постарается для меня. Да еще с добычей охотничьей тебе надо разобраться. Не пропадать же добру, когда тут такое…

      И все же прежде чем уйти Стема шепнул Нечаю, чтобы тот шамана Чику не трогал. Пусть избежит наказания, а за неудачу ему свои же меряне накостыляют, даром что тот беседует с богами. Меряне – люди простые, но зло им на ком-то сорвать придется. И не на русах же, которые и сильны, и с войском, и мерян защищают прилежно, и хлеб научили их сеять. И уходя Стема даже махнул рукой шаману в шутливом приветствии. Однако Чика ответной радости не проявил, даже крикнул гневно:

      – Теперь тебя наша Согда ни за что любить не будет!

      Стема, дурачась, схватился за голову и даже зашатался, показывая как ему страшно, чем вызвал смех своих дружинников. Но самому Стеме было не до смеха. Далась им всем эта Согда! Считают, что он тут всем обязан ее расположением.

      Когда Стема, сопровождая волокуши с ранеными и свежеванной олениной, подъезжал к Медвежьему Углу, у пристани, недалеко от впадающей в Итиль речки Которосли, уже покачивались давешние купеческие суда. Местные меряне обступили сошедших на берег купцов и бойко с ними торговались, предлагая пушнину и мед в обмен на заморские товары. Тут уже была очищенная от леса и обустроенная торговая площадка, а чуть дальше на речном мысу высилась крепость под названием Медвежий угол. Там и сейчас кипела работа, слышался звук стучавших топоров и скрип дерева.

      Стема с удовольствием смотрел на возводимый с его участием городок. Тын, опоясывающий деревянную крепость,

75

Берсерк – воин, приходящий в неистовство в бою, нечувствительный к ранам и бьющийся с особой силой и жестокостью.