Что было бы, если бы смерть была. Николай Бизин

не хотим), оставим так же Украину советскую и виртуальный (с трудом вспоминаемый) Крещатик и вернемся в Санкт-Ленинград в ресторан на Невском, где помянутые мной Топоров и Кантор уже напрочь забыли о Перельмане.

      Да и как им не забыть о Перельмане?

      Кантор и Топоров (живой «гений» и усопший «гений») размышляли о будущем, а Перельман как раз этим будущим и был.

      О нём – не следовало размышлять, но – его следовало знать. Правда, знание такое – для «всего» человека, а не для его «частей», порасспыпанных в различных версификациях реальности.

      Поэтому им (человеческим гениям, каковыми – они себя полагали) оставались их размышления.

      Перельман с Мальцом, вновь крепко-крепко вцепившемся ладошкою в его ладонь, стояли перед входом в ресторан, и Перельман (в отличие от Кантора и Топорова немного более весь, чем они) тоже размышлял о будущем: явившись из прошлого, достаточно оглянуться вокруг.

      – А что, Хельга совсем ушла? – спросил он у римского мальчик.

      Итак, любовная интрига продолжилась.

      – Хочешь, чтобы я её вернул? – удивился мальчик, после чего радостно процитировал из Сатирикона:

      – Иному приходится испустить непоседливый дух, вылетев из повозки, как если бы в ней наехав на камень.

      Он прямо имел в виду: хорошо, что украинские нацисты дали тебе леща (напомню: повредив перепонку в ухе и раздробив Перельману рот – это никуда не ушло).

      После чего Малец-Эрот гневно вопросил:

      – Так ты правда захотел вдруг остановиться, оглянуться, обрести себе точку опоры? Неужели ты, поцеловавший меня, именно женщину полагаешь точкой опоры? Понимаю тебя: женщина воплощает душу в смертную плоть (рожает в смерть); ты желаешь ощутительного и материального, а не виртуального.

      Он крепко дернул Перельмана за руку и изрек вдруг на древнееврейском:

      – Отдаёшь свое первородство за чечевицу.

      – Пойдем в зал. Я хочу вернуть тебя тем, у кого забрал, – сказал ему Перельман.

      – Ты думаешь, что меня получится «отдать»? – мог бы сказать мальчик.

      На деле (и в этом виртуале) он произнес:

      – Ты думаешь, что ты думаешь.

      А ведь мог бы ещё сказать:

      – Ты хочешь хотеть; но – с этого всё и начинается.

      Не начинайте с начала!

      Иначе начала качнутся

      Совсем не качелями детскими

      И не игрушечным штормом…

      Но станет тебе просторно.

      То есть не станешь умнее

      Или не станешь глупее:

      Будешь вторником или средой

      Посреди огромной недели,

      Которой вдруг стало много!

      Как волосок бороды

      У старика Хоттабыча

      Не твои исполняет желания,

      Но их исполняют тобой.

      – Не будем тревожить человеческих псевдо-гениев, ни живых ни мертвых: пусть говорят между собой и измысливают человечеству какую-никакую пользу, – сказал древнеримский мальчик и снова сильно (и даже несколько больно) дернул Перельмана