Поручик Ржевский и дама-вампир. Иван Гамаюнов

я его знаю, – подала голос старушка Белобровкина, и в этот самый момент где-то неподалёку грянул гром. – Нечисть польская, – добавила она.

      В комнате разом потемнело, после чего за окнами сверкнула молния.

      – Ой! – дружно взвизгнули девицы Бобрич.

      Участники застолья настороженно замерли, и только хозяин дома поспешил успокоить всех:

      – Ну что вы! Это же гроза. Летняя гроза.

      Будто в подтверждение его слов в комнате стало чуть светлее, а затем послышался звук проливного дождя, капли забарабанили по стёклам. Где-то неподалёку ещё раз громыхнуло, но это уже никого не напугало.

      Хозяйка велела слугам принести свечи, а Ржевский меж тем решил расспросить Белобровкину. Слово «нечисть» заставило поручика забеспокоиться, ведь он вспомнил, как кухарка Маланья говорила про упыря.

      – Так этот Крестовкий-Костяшкин – поляк? – спросил Ржевский.

      – А? – не расслышала старушка. – Кто пошляк? Пошляк тут один – ты.

      Поручик успел забыть, что та глуховата. Он задумался, как бы крикнуть так, чтобы не напугать никого за столом, но на помощь пришла Тасенька: склонилась к бабушке и чётко повторила вопрос про поляка.

      – Наполовину, – ответила Белобровкина. – Папаша его был поляк – Казимир Крестовский. Полвека тому назад, после того как русские, прусаки и австрияки поделили Польшу, этого Казимира сослали в Сибирь вместе с другими поляками, кто выступал против раздела. Пожил этот Казимир в Сибири лет десять и попросил помилования.

      – А сынок откуда взялся? – нетерпеливо спросил поручик.

      – А? – переспросила Белобровкина.

      Тасенька повторила вопрос, а старушка хмыкнула:

      – Ты не знаешь, откуда дети берутся?

      – Я хочу знать, откуда он взялся в наших местах, – всё так же нетерпеливо пояснил поручик.

      – Не перебивай! – Белобровкина погрозила Ржевскому пальцем и продолжала: – Так вот… Казимир этот помилование получил, но с условием, чтобы в польские земли не совался. Тогда он решил поселиться ближе к Петербургу, но по пути туда задержался в наших местах. То ли коляска поломалась, то ли занемог, но приютила его здешняя помещица Костяшкина, вдова. Детей у неё до той поры не было.

      – А после того, как приютила гостя, дети появились? – спросил Ржевский.

      Тасенька задумалась, повторять ли это, но бабушка сама всё расслышала.

      – Пошляк! Постыдился бы! Тут барышни за столом, а ты взялся рассуждать, откуда дети берутся.

      – Так вы же сами начали! – попытался оправдаться Ржевский. – А я разговор поддерживаю.

      Белобровкина отмахнулась и продолжала:

      – Да, дети у Костяшкиной появились, но сперва Казимир Крестовский на ней женился. Всё официальным порядком. Даже свадебное путешествие было. Но Костяшкина уж очень казнила себя, что прежнему мужу детей не родила и род Костяшкиных угаснет. Поэтому с самого начала настояла, чтобы дети двойную фамилию носили: пускай хоть такие Костяшкины останутся. И крестили их, конечно, в православии, хотя Крестовский-то сам