Поручик Ржевский и дама-вампир. Иван Гамаюнов

проявляя такт, ничего не сказала поручику и старалась смотреть в сторону. Она так талантливо играла безразличие, что можно было подумать, будто коляска остановилась здесь случайно. Но всё испортил Ерошка:

      – Что, барин, едем?

      – Кто это? – спросила Крестовская-Костяшкина почти ледяным тоном. И, разумеется, имела в виду не Ерошку, а Тасеньку.

      – А это… это… это… – Ржевский не решался сказать: «Это мой друг Таисия Ивановна». Поручик сильно сомневался, что прекрасная полячка верит в возможность дружбы между разными полами. Одно слово могло стать роковым и перечеркнуть все успехи, недавно достигнутые на польском фронте, но тут из ворот выехал Петя в своём экипаже.

      – А вот, кстати, и жених её, – облегчённо выдохнул Ржевский.

      – Жених? – Голос Крестовской-Костяшкиной потеплел.

      – Да, – небрежно ответил поручик. – А я так – друг семьи. – Он выдержал небольшую паузу. – Вы не шутили на счёт дегустации? Завтра я бы с радостью приехал.

      – Приезжайте к четырём часам. Буду ждать.

      – А муж?

      – Я ему скажу, что вы приедете. Но он вряд ли запомнит. Слишком увлечён своим театром. Ставит новую пьесу, но я даже не знаю, о чём она. Он всё держит в секрете.

      Крестовская-Костяшкина стянула с левой руки перчатку, и Ржевский, с величайшим почтением взяв руку красотки в свою, приник губами к основанию пальчиков.

      – До свидания, мадам.

      * * *

      Когда коляска выехала из деревни, Тасенька всё равно не спросила, с кем Ржевский беседовал у колодца. Поручик тоже не видел смысла объяснять и молчал, а затем, чтобы прервать неловкую паузу, обратился к Ерошке, который всё так же сидел на облучке рядом с кучером:

      – Слышь, Ерошка, а почему деревня называется Пивуны? Там есть кабак?

      – А чего сразу кабак? – заворчал Ерошка. – Там рядом с церковью колодец. Ты сам видел, барин. А вода в нём вкусная. Все прохожие и проезжие останавливаются, чтоб испить. Потому и Пивуны.

      Тасенька оставалась задумчивой и даже печальной, поэтому Ржевский всё-таки решил с ней заговорить:

      – Простите, Таисия Ивановна, что завёз вас в такую даль, а в итоге на два с половиной часа оставил на крестьянском дворе. Вы, должно быть, надеялись на более интересную прогулку? И на большее внимание с моей стороны? Хоть мы и не пара сбежавших влюблённых, но меня это не извиняет. Я должен был заботиться, чтобы вы не скучали.

      – Что вы, Александр Аполлонович! – Тасенька сразу оживилась. – Я прекрасно съездила. Да, в доме у Алевтины мне сначала было неуютно, но после, когда вы ушли, мы с ней разговорились, и я столько всего узнала о деревенской жизни! Это же так интересно! Почти как у Гёте, только на русский манер.

      – А что у Гёте? – не понял Ржевский, который и про самого Гёте знал только от Тасеньки.

      – Ах да. Вы же не читали, – спохватилась она. – У Гёте всякие черти, ведьмы, колдовство…

      – Но вы же не верите в чертовщину.

      – Ну и что? – Тасенька пожала плечами. – Читать всё равно интересно. А когда встретишь кого-нибудь,