Оливковое дерево. Ника Клим

      Глава 5. Товарищеский суд

      Шакир не вернулся домой прошлой ночью. Лиза металась по избе как угорелая: надо дочку отвести в сад, заскочить на работу и бежать к председателю. Соседка с утра уже обрадовала:

      – Твой-то, слыхала? Вчера опять напился, в драку полез, – подбоченясь, язвительно и нарочито громко, чтобы все соседи слышали, говорила она. – Теперь судить будут.

      А ребенок, как назло, с утра раскапризничался: девочка скомкала одеяльце, вытянула вверх оголившиеся ножки и жалобно стонала.

      – Энием, тэпи а-бобо17.

      – Ах, кызым18, и ты туда же! – запричитала Лиза от беспомощности. – Мала еще, а уж врет, чтобы в садик не ходить.

      – Оставь ее дома, – вмешалась старуха. – Нечего ребенка, да еще девочку, доверять чужим людям на весь день.

      В другое время Лиза бы поспорила со свекровью, но сегодня ей было недосуг. Дочка осталась лежать в кроватке.

***

      Возле правления стоял милицейский уазик. В окне его сквозь решетки задней дверцы блестели в полумраке знакомые глаза.

      – Шакир! – позвала Лиза, примкнув к машине. – Ты как сюда попал? Что случилось?

      – Гражданка! – окликнул милиционер. – Отойдите от автомобиля!

      – Я ж жена его.

      – Не положено! – буркнул лейтенант.

      – Погоди, не бойся. Сейчас все разузнаю, – шепнула она Шакиру и побежала в правление.

      Проскочила мимо вертихвостки-секретарши – и прямиком в кабинет предколхоза. Калимулла Гараев был известен в округе как строгий и скупой человек. За глаза односельчане его называли «хужа»19, и прозвище он свое оправдывал. Мимо него и муха не пролетит. Все про всех знает, везде свой большой нос сует. По всему селу у него свои люди: следят, примечают, чуть что – бегут с докладом в правление.

      Слаб до чужого добра. Ежели приметит дощечку, сразу себе прикарманит – в хозяйстве всякая вещь сгодится. А коли на своем дворе чужую курицу поймает, то прямиком в суп, чтобы неповадно было!

      А до баб до чего охотлив – спасу нет! Бывает, приедет на поле и стоит, смотрит, как женщины свеклу пропалывают, да, подлец, приговаривает:

      – Хорошо, хорошо. Славно, ох, как славно, – а сам бороду свою наглаживает и высматривает, у кого подол повыше задрался.

      На селе разные толки про него ходят: говорят, что сын Газизы тоже его грех. Гараев ее, молоденькую, сманил и обманул, а как живот появился – был таков. Лиза слухи не собирала, у нее свои счеты с хужой были. С первых дней невзлюбил он пришлую. Не нравилось ему, как вольготно она живет в его родном ауле. Где это видано, чтобы татарин привел к себе в дом чувашку – мало ему баб на селе? Ладно, если бы тихонько жил себе, да нет же! Женился на ней и дочку растит. Позор какой! Слово дал, что со свету сживет проклятую. И повод всегда находился.

      – Калимулла Сахапович! – ворвалась Лиза в кабинет без стука. – Это ж по какому такому праву человека за решетку сажаешь?

      – Тебя кто сюда впустил? – сверкнул злобно глазами предколхоз.

      – Сама

17

Мама, ножка бобо (тат. разг.).

18

Кызым – доченька (тат.).

19

Хужа – хозяин (тат. разг.).