Богомолье. Лето Господне. Иван Шмелев

дверцу, за которой я вижу гроб.

      – А приложиться можно, зубами не трожьте только!

      Горкин наклоняет меня и шепчет:

      – Зубками поточи маленько… не бойся, Угодник с тебя не взыщет.

      Но я боюсь, стукаюсь только зубками. Домна Панферовна после и говорит:

      – Прости, батюшка Преподобный Сергий… угрызла, с занозцу будет.

      И показывает в платочке: так, с занозцу. И Горкин тоже хотел угрызть, да нечем, зубы шатаются. Обещала ему Домна Панферовна половинку дать, в крестик вправить. Горкин благодарит и обещается отказать мне святыньку, когда помрет.

      Едем прудами, по плотине, на пещерки к Черниговской – благословиться у батюшки Варнавы, Горкин и говорит:

      – Сказал я батюшке, больно ты мастер молитвы петь. Может, пропеть скажет… получше пропой смотри.

      А мне и без того страшно – увидеть святого человека! Все думаю: душеньку мою чует, все-то грехи узнает.

      Тишина святая, кукушку слышно. Анюта жмется и шепчет мне:

      – Семитку со свечек утаила у бабушки… он-то узнает ну-ка?

      Я говорю Анюте:

      – Узнает беспременно, святой человек… Отдай лучше бабушке, от греха.

      Она вынимает из кармашка комочек моха – сорвала на горе Фаворе! – подсолнушки и ясную в них семитку и сует бабушке, когда мы слезаем у пещерок; губы у ней дрожат, и она говорит чуть слышно:

      – Вот… смотрю – семитка от свечек замоталась…

      Домна Панферовна – шлеп ее!

      – Знаю, как замоталась!.. Скажу вот батюшке, он те!..

      И такой на нас страх напал!..

      Монах водит нас по пещеркам, светит жгутом свечей. Ничего любопытного, сырые одни стены из кирпича, и не до этого мне, все думаю: душеньку мою чует, все-то грехи узнает! Потом мы служим молебен Черниговской в подземельной церкви, но я не могу молиться – все думаю, как я пойду к святому человеку. Выходим из-под земли, так и слепит от солнца.

      У серого домика на дворе полным-то полно народу. Говорят – выходил батюшка Варнава, больше и не покажется, притомился. Показывают под дерево:

      – Вон болящий, болезнь его положил батюшка в карман, через годок, сказал, здоровый будет!

      А это наш паренек, расслабленный, сидит на своей каталке и образок целует! Старуха нам говорит:

      – Уж как же я вам, родимые мои, рада! Радость-то у нас какая, скажу-то вам… Ласковый какой, спросил – откулешные вы? Присел на возилочку к сыночку, по ножкам погладил, пожалел: «Земляки мы, сынок… ты, мол, орловский, а я, мол, туляк». Будто и земляки мы. Благословил Угодничком… «Я, – говорит, – сыночек, болесть-то твою в карман себе положу и унесу, а ты придешь через годок к нам на своих ноженьках!» Истинный Бог… – «на своих, мол, ноженьках придешь», – сказал-то. Так обрадовал – осветил… как солнышко Господне.

      Все говорят: «Так и будет, парень-то, гляди-ка, повеселел как!» А Миша образок целует и все говорит: «Приду на своих ногах!» Ему говорят:

      – А вестимо придешь, доброе-то слово лучше мягкого пирога!

      Кругом разговор про батюшку