Богомолье. Лето Господне. Иван Шмелев

у покойника, – новенький образок Угодника. И сапоги Федины в ногах! Приехали, целым-целы.

      Старуха узнает нас и ахает, словно мы ей родные. Парень глядит на Федю и говорит чуть слышно:

      – Сапоги твои… вот надену…

      Глаза у него чистые, не гноятся. В народе кричат:

      – Пустите, болящего привезли!

      Старухе дают кружку с оборванной цепочкой. Она крестится ею на струящийся блеск креста, отпивает и прыскает на парня. Он тоже крестится. Все кричат:

      – Глядите, расслабный-то ручку поднял, перекрестился!..

      Велят поливать на ноги, и все принимаются поливать.

      Парень дергается и морщится и вдруг – начинает подниматься! Все кричат радостно:

      – Гляди-ка, уж поднялся!.. Ножками шевелит… здо-ро-вый!..

      Приподнимают парня, подсовывают под спину сено, хватают под руки, крестятся. И парень крестится и сидит! Плачет над ним старуха. Все кричат, что чудо живое совершилось. Парень просит девчонку:

      – Дунька, водицы испить…

      Попить-то и не дали! Суют кружки, торопят:

      – Пей, голубчик… три кружки зараз выпей!.. Сейчас подымешься!..

      Иные остерегают:

      – Много-то не пей, не жадничай… Вода дюже студеная, как бы не застудиться?..

      Другие кричат настойчиво:

      – Больше пей!.. Святая вода, не простужает, кровь располирует!..

      Горкин советует старухе:

      – К мощам, мать, приложи… И будет тебе по вере.

      И все говорят, что будет! Помогают везти тележку, за нею идет народ, слышится визг колёсков.

      У колокольни кто-то кричит под благовест:

      – Эй, наши… замоскворецкие!..

      Оказывается – от Спаса-в-Наливках дьякон, которого встретили мы под Троицей. Теперь он благообразный, в лиловой рясе. И девочки все нарядные, как цветы. И певчие наши тут же. Все обнимаемся. Дьякон машет на колокольню и восторгается:

      – Что за глас! Сижу и слушаю, не могу оторваться… от младости так, когда еще в семинарии учился.

      Говорят про колокола и певчие – все-то знают:

      – Сейчас это «Корноухий» благовестит, маленький, тыща пудов всего. А по двунадесятым – «Царь-Колокол» ударяет, и на ногах тут не устоишь.

      Дьякон рассказывает, что после обедни и «Переспор» услышим: и колоколишка-то маленький, а все вот колокола забьет-накроет. Певчие хвалят «Лебедя»:

      – За «Славословием»-то вчера слыхали? Чистое серебро!

      Дьякон обещает сводить нас на колокольню – вот посвободней будет, – отец звонарь у него приятель, по всем-то ярусам проведет, покажет.

      Надо спешить в собор.

      Народу еще немного, за ранними отмолились. В соборе полутемно; только в узенькие оконца верха светят полоски солнца и вспыхивают в них крыльями голубки. Кажется мне, что там небо, а здесь земля. В темных рядах иконостаса проблескивают искры, светятся золотые венчики. По стенам – древние святые с строгими ликами. На крыл осе вычитывают часы, чистый молодой голос сливается с пением у