Юмористические рассказы. Надежда Тэффи

еще бы! Меня так до конца и не узнали! Нарочно весь вечер ни с кем не разговаривал.

      – Всех надул! – мрачно веселится вчерашняя маска. – Поди, до сих пор не угадали, что это был я. Сегодня отдохну денек, а завтра снова в маскарад. А то уж очень жарко! Два дня подряд – организм не вынесет.

      Тоска в наших маскарадах смертельная!

      Распорядители из кожи вон лезут, придумывая «трюки».

      Ничто не помогает!

      Жмутся по углам тоскливые маски и все боятся, как бы их не узнали!

      Изредка мелькнет нелепым диссонансом какой-нибудь веселый Пьеро или Арлекин. Взвизгнет, перекувырнется.

      Но от него все норовят подальше. Еще, мол, в историю впутаешься.

      Если, не приведи бог, затешется в маскарадную толпу настоящий остряк и весельчак (чего на свете не бывает!), – ему несдобровать.

      Слушать его будут молча, на шутки не ответят.

      В прорези масок заблестят злые огоньки и скажут:

      – А сорвать с него маску да вздуть хорошенько, так не стал бы тут растабарывать!

      – Туда же, шутник!

      Хозяева к острякам тоже относятся подозрительно.

      – Афимья! – кричат кухарке. – Ты там посматривай за калошами. Мы отвечать не можем. В маске-то каждый притвориться может. А кто его знает, что у него на уме! Шутники!

      Но такие шутники на русском маскараде редки до чрезвычайности. И то они склонны скорее покукурекать петухом или поквакать лягушкой, чем завести тонкую интригу.

      Даже любители анонимных писем, завзятые сплетники и вруны, и те, надев маску, думают только о сохранении своего инкогнито.

      – Маска, ты меня знаешь? – спрашивает у сплетника дама, которую он сразу узнал и про которую чересчур много знает.

      Но он мычит в ответ, хотя сердце его разрывается от желания поязвить безнаказанно.

      Особенно жестоко веселятся на Святках в провинции.

      Каждый вечер рядятся и ездят по домам.

      – Ряженые приехали!

      Хозяева встречают их в гостиной молча. Молча входят маски.

      Кто-нибудь заиграет на рояле. Маски молча протанцуют и молча уйдут.

      Поедут к другим знакомым, и опять то же.

      Уж такое беспросветное удовольствие!

      У помощника исправника был сынок. Страшно любил наряжаться и маскироваться.

      Из гимназии его выгнали, так что досугу было много. На Святках наряжался, в будни вспоминал.

      Юноша был здоровьем слаб и к концу Святок еле держался на ногах.

      – Да посмотрите, – жаловалась его мать, – на что он похож стал! Ведь краше в гроб кладут.

      – Зато никто меня ни разу не узнал! – хвастался сынок. – Двадцать раз маскировался, – и никто! У головы до утра молча просидел, маски не снимал. И ужинать не стал. Начну, думаю, есть – еще узнает кто. Худо мне стало под конец, прямо дышать нечем. Закрыл глаза, даже сомлел на минутку. Сижу, держусь за стол руками, дотяну до утра, сам не знаю.

      – Вот видите! – горюет мать. – Не бережет он себя, загубит здоровье!

      Но сын остановил ее строго:

      – Ничего, маменька! Вы свое пожили, так дайте и другим. Мне ведь тоже повеселиться хочется.

      И