Девяносто третий год. Виктор Мари Гюго

деяния по плечу рыцарям, а не цирюльникам.

      – Однако ж и в третьем сословии встречаются приличные люди, – возразил дю Буабертло. – Вспомните хотя бы часовщика Жоли. Во Фландрском полку он был простым сержантом, а сейчас он вождь вандейцев, командует одним из береговых отрядов, у него сын республиканец; отец служит у белых, сын у синих. Встречаются. Дерутся. И вот отец берет сына в плен и стреляет в него в упор.

      – Вот это хорошо, – подтвердил Ла Вьевиль…

      – Настоящий Брут, Брут-роялист, – сказал дю Буабертло.

      – И все-таки тяжело идти в бой под командованием разных Кокро, Жан-Жанов, каких-то Муленов, Фокаров, Бужю, Шуппов.

      – То же чувство, дражайший шевалье, испытывают и в другом лагере. В наших рядах сотни буржуа, в их рядах сотни дворян. Неужели вы полагаете, что санкюлоты в восторге от того, что ими командуют граф де Канкло, виконт де Миранда, виконт де Богарне, граф де Валанс, маркиз де Кюстин и герцог Бирон?

      – Да, путаница изрядная.

      – Не забудьте еще герцога Шартрского!

      – Сына Филиппа Эгалитэ. Когда он, по-вашему мнению, станет королем?

      – Никогда.

      – А все же он подымается к трону. Его возносят его собственные преступления.

      – И тянут вниз собственные пороки, – добавил дю Буабертло.

      Вновь воцарилось молчание, которое прервал капитан:

      – А ведь он был бы весьма не прочь пойти на мировую. Приезжал нарочно повидаться с королем. Я как раз находился в Версале, когда ему плюнули вслед.

      – С главной лестницы?

      – Да.

      – И хорошо сделали.

      – У нас его прозвали Бурбон-Бубон.

      – Очень метко, плешивый, прыщавый, цареубийца, фу, пакость какая! – И Ла Вьевиль добавил: – Мне довелось быть с ним в бою при Уэссане.

      – На корвете «Святой дух»?

      – Да.

      – Если бы он держался на ветре, следуя сигналу адмирала д’Орвилье, англичане ни за что бы не прорвались.

      – Совершенно справедливо.

      – А правда, что он со страха забился в трюм?

      – Болтовня. Но такой слух распространить невредно.

      И Ла Вьевиль громко расхохотался.

      – Есть еще на свете дураки, – продолжал капитан. – Возьмите хотя бы того же Буленвилье, о котором вы сейчас говорили. Я его знал, нагляделся на него. Сначала крестьяне были вооружены пиками, а он забрал себе в голову превратить их в отряды копейщиков. Решил обучить их действовать пикой по всем правилам, как положено в воинских уставах. Мечтал превратить этих дикарей в регулярное войско. Старался научить их всем видам построения батальонных каре. Обучал их старинному военному языку: вместо командира отделения говорил «капдэскадр», как называли капралов во времена Людовика Четырнадцатого. Вбил себе в голову мысль создать регулярную часть – из этих-то браконьеров; сформировал роты, и сержантам полагалось каждый вечер становиться в кружок; сержант шефской роты сообщал на ухо сержанту второй роты пароль и отзыв, тот передавал их тем же путем соседу,