Жизнь в багажнике. Тим З.

в свежий асфальт, по которому в столь поздний час уже не катились машины. Рабочие справились быстро и не оставили ни одного знака за собой после ремонта. Скорее всего, тот самый бригадир также курит в окно и вместе с этим смолит мечту.

      Уведомление о собрании всех жильцов было приложено к утренней газете. Я мог бы прийти в сильное удивление, лично не познакомившись с домовладельцем. Но судя по его чрезмерной важности, которое проявлялось не только в надменном тоне, но и в телесных повадках, что относились скорее к страдальческим статуям периода Средневековья, рукописное уведомление на крепкой канцелярской бумаге только дополнило моё мысленное портфолио:

      «Уважаемые жильцы дома номер одиннадцать улицы Второй Независимости! Спешу Вам сообщить, что через три недели (а именно двадцать шестого числа этого месяца) состоится общее собрание, на котором нам всем нужно будет обсудить и утвердить несколько тезисов касаемо будущего обустройства дома. Попрошу присутствовать абсолютно всех – а в крайнем случае одного представителя из каждой квартиры. Надеюсь на Ваше сотрудничество и понимание. Благодарю.

С-П. ЖерменУправляющий дома»

      С каждым новым предложением, с каждой жирной точкой, каждой аккуратной буквой его нос задирался всё выше к небу и казалось, что под конец последней рукописи он скрутился в бараний рог и, затвердев, как та самая статуя Средневековья, остался лежать в своём мини-амфитеатре, и только величайшие исследователи и кладоискатели способны отыскать его – как минимум до собрания. Ни минуты сомнений, что меня будут ожидать в костюме.

      Трёх недель будет достаточно, чтобы окончательно понять – стоит ли Лилит отправлять в больницу или нет. Вот-вот должен был родиться младенец, наши с ней плоть и кровь, продолжение нашего конца.

      Я стану отцом – поверить только. Если бы кто-то около пяти лет назад подошёл ко мне и сказал о том, что я стану отцом семейства, я бы очень нелепо и нервно рассмеялся ему в лицо. Почему? Наверное, потому, что я искренне сочувствовал отцам, которых обложили пакетами и детьми. Которые тащили все эти бесполезные вещи в свои семейные пикапы и под надоедливые крики жён со своими угрюмыми лицами находили покой лишь во сне, а вернувшись из него, вновь попадали в этот семейно-бытовой уклад, который высасывал из них все соки. Да, возможно, их умиляли спящие сыновья и дочери, их жёны, что вскармливали тех совсем ещё младенцами своим молоком. Но разве стоят ли эти пары минут умилений дальнейшей потери себя – своих амбиций и независимости? Ничуть.

      Каждый день я убеждаю себя, что у нас всё будет иначе. Но внутри же я осознаю, что вру, вру беспощадно и наивно, как мелкий сопляк, что съел дома весь шоколад и виновато шуршит фантиками, повторяя матери, что не трогал десерт до ужина. Моя личная жизнь окончена, её больше нет. Я полностью отдамся воспитанию своего чада, и, возможно, однажды, когда он станет достойным взрослым членом