Я унесу четыре части горя…. Елена Лерак Маркелова

забрала его в город,

      да мой не хочет.

      Что ж ты икру-то ложкой?

      Сотня за килограмм!

      Да – не расписаны! Хватит!..

      Привет, сыночек.

      – Ты насовсем к нам приехала,

      правда, мам!

      – Я ненадолго.

      Ну снова ты смотришь волком.

      Дай поцелую быстренько.

      Мне пора…

      Порвана в клочья подаренная футболка,

      И поросёнку в корыто летит икра.

      *

      – Слушаю.

      – Сыночка, может заедешь к обеду?

      Снилось – бегу за тобой, но догнать не могу…

      – Некогда, мам, я работаю. Нет, не приеду.

      В трубке гудки. Злые складки у сжавшихся губ.

      Ей невдомёк, что уже никогда не догонит

      мальчика, вдоволь хлебнувшего слёз и тоски…

      Детские снимки… Не едет – и ладно. В огонь их!

      Бьётся посуда, в помойку летят пирожки.

      Год не проведывал… Ноет под левой ключицей.

      С жидких кудряшек со стуком летят бигуди…

      Каждую ночь ей всё снится и снится, и снится

      мальчик, в подол ей вцепившийся:

      «Не уходи!»

      Медведь

      Истекает медью короткий день,

      сон-трава ложится, росой пьяна.

      Тихо  листья падают, чуть задень.

      Выплывает огненная луна.

      На охоту сыч не спешит лететь,

      затаилась в ужасе заболоть.

      На Сухом Веретье большой медведь

      раздирает с рёвом живую плоть.

      Опадает эхом собачий вой

      на краю пустеющего села.

      Вот ещё один не придёт домой —

      и его лесавка на смерть свела.

      В позабытом богом лесном углу

      храбреца и с факелом не найти.

      Трусоват народец да к воплям глух.

      Нет безумца – в ночь со двора идти.

      Все укрылись в избах, не спят, дрожат —

      ставят, ставят свечки под образа…

      К ним прибился травник лет пять назад,

      с ним  девчушка тонкая, как лоза.

      Собирал он травы, лечил людей,

      от падучей нужные знал слова.

      Не убивец, вроде, не лиходей,

      но зловещим дымом ползла молва:

      «Неспроста он шастает в дальний лес.

      С лешаками ищет, поди, родства.

      А девчонка вовсе не дочь, а бес —

      всё молчит да щурится, как сова.

      Понимает, ведьма, язык зверей —

      словно агнцев кормит волков с руки.»

      И однажды осенью на заре

      запалили нехристей мужики:

      «Чтоб им, окаянным, дотла сгореть»

      …От избы пылающей, весь в огне,

      проломив ограду, бежал медведь

      да неясыть ухала на спине…

      В непролазной чаще построен дом,

      там немая девочка ждёт отца…

      И смеётся весело ни о чём,

      вытирая кровь у него с лица

      Лидочка

      Мама с папой спят под одеялом.

      Лидочка