Донные Кишотки. Геннадий Владимирович Руднев

лицом к амфитеатру, согнулась и застыла в благодарном поклоне зрителям. Профессора остолбенели, вонзившись взглядами в открывшееся перед ними зрелище под туникой. Амфитеатр разразился овацией.

      Циля, оглушенная потоком непонятных слов, была растрогана до детских слез, беззвучных и прозрачных. Папики, с удовлетворением покачивая головами, делали вид, что что-то поняли. Ишта, пользуясь своим положением нападающего, подошла к первому ряду амфитеатра и бросила к ногам неистовствующих молодчиков полотенце. Толпа не замолчала. Тогда она сунула два пальца в рот и покрыла гомон богатырским свистом. Кое-как, нехотя, студиозусы начали приходить в себя и рассаживаться по местам. Вернувшись на место, она заявила Совету, что просит помощь зала.

      Такого удара никто не ожидал.

      – У меня есть контраргумент! – вскричала Ишта. – Малик, брат, выйди на свет!

      Из амфитеатра под недовольный ропот толпы начал спускаться тощий таджик неопределенного возраста и цвета. Чем ближе он подходил к кафедре, тем меньше и уже казалось его продолговатое лицо, горизонтальная складка вместо губ разрезала пространство под острым носом точно перпендикулярно ноздрям, в родственники к богинеподобной Иштар он никак не годился. Но оспаривать такое не полагалось.

      Встав рядом с кафедрой, Малик тихо произнёс:

      – Так вот. «Лихо» – это лишнее, лишний вес. Перевес у торговцев. И за него обычно покупатели не доплачивали, раз продавец ошибся. А того, кто требовал доплаты за собственную ошибку, просто выгоняли с рынка. Чтоб картину не портил. Били его сильно, ногами, ночью, когда никто не видел. И приговаривали: «Понял, сука, теперь «почём фунт лиха»?

      В аудитории повисла угрожающая тишина.

      – Ты откуда, парень? – спросил с вызовом Главлей, привстав за спинами профессоров.

      – Из Согдианы, – ответил Малик.

      – И эту версию сам, конечно, придумал?

      – Сам, – покорно кивнул головой таджик.

      Профессора зашептались между собой и стали оглядываться на спящего Генсекса. Главлей потрепал его за плечо. Генсекс очнулся.

      – Что, антракт?! – непонимающе спросил он.

      – Нашим гол забили, – Главлей кивнул на Малика.

      – Этот? – замутненным взором осмотрел таджика Генсекс. – А почему он мяч принял в штрафной за спинами защитников? Офсайт!

      – Да нет, он через всё поле один прошёл и ударил.

      – И попал?

      – Не то слово…

      – Не может быть! Ты на часы взгляни: время вышло. Нет, так не пойдёт. Берём ещё графин и таймаут.

      – Если вы его собьете сейчас, я покажу на пенальти! – вскричала Ишта. – Парень своей головой забивает, а не как ваши, используя численное превосходство. Подумаешь, научились по сетям шариться да информацию добывать, так любой может. Другие головы ломали, а вы подбираете! Ничего своего! Я апелляцию подам! Забастовку устрою! Все в говне утонете!

      – В говне, это неправильно. Не надо в говне. Какой-там у нас счет? – спокойно спросил