Донные Кишотки. Геннадий Владимирович Руднев

обсикаться мне на этом месте! – чётко произнесла Циля дежурный ответ, скромно опустив глаза на пустое ведро, стоявшее на полу между ног.

      – Принято. Обвиняемое, отвернитесь!.. Попрошу профессоров к доске. Пишите ваши вопросы. И мелки не перепутайте! Запомните, кто и каким цветом писал.

      – А лучше свой мелок в карман положите! – крикнул из-за учёных спин, задремавший было, Генсекс. – Чтобы потом трупы легче идентифицировать!

      Они с Главлеем дружно расхохотались в очередной раз и налили ещё по стакану.

      Профессора поспешили к доске. Долго, толкаясь, они неразборчиво написали каждый свой вопрос экзаменующемуся. Последним, каракулями с завитушками, справа налево закончил свою запись профессор с накладными пейсами. Потом посмотрел на написанное, что-то подтёр рукавом и исправил одну каракулю на другую, отойдя подальше и явно любуясь своим произведением. Но вдруг его лицо вновь изменило выражение. Он подошел к доске в третий раз и в отчаянии всё стер. Тут же принялся было писать что-то новое, но и это бросил на средине и, махнув рукой, вернулся на своё место, независимо и гордо поглядывая на коллег.

      После перешептываний и академической возни на профессорском столе перевернули песочные часы и завели метроном. Покачиваясь, тот щелчками начал отсчёт в полной тишине, воцарившейся в аудитории. Только из-за стола папиков раздавался тихий, мелодичный храп свесившего голову на грудь Генсекса.

      Циля вглядывалась в написанное. Ишта и Йошка глазами пожирали друг друга. Для Йошки появление Ишты на кафедре было неожиданностью. Ишта вполне бы могла взять и самоотвод, в нападающие уборщики сцен не назначались. Нападение, как и полузащита, были добровольным выбором каждого по регламенту, но, значит, какому-то рефери надо было столкнуть их лбами, а кем он мог быть, Йошка понять не могла. Процесс ещё не начался, но нужно было рассчитывать уже варианты, когда брать звонок другу, когда помощь зала, а когда и – морду бить. Но у Йошки пустые руки, а у Ишты – полотенце. И владеет она им профессионально.

      Когда последняя щепоть песка ещё не плюхнулась на дно часов, Циля громко произнесла:

      – Буду отвечать на розовый вопрос, фиолетовый и красный. Синий и голубой можно стереть.

      – Аргументы?! – стукнула по кафедре полотенцем Ишта.

      – Не хочу! – сказала Циля.

      – Аргумент принимается только по синему. Голубой остаётся. – стукнул песочными часами о стол бородач-профессор. – По третьему закону толерантности голубое игнорировать нельзя.

      – А заменить? На побледнее? – вмешалась Йошка. – На вопрос профессора по истории религий. Он его не дописал. А значит, не имеет право принимать участие в Ученом Совете. Однако он там находится и пьёт вместе со всеми. В этом случае он должен или уйти, или подыскать себе замену, или дописать какую-нибудь гадость. Иначе, согласно тринадцатой статье о праве на жизнь с образованием, пункт пятый, это заседание можно считать неправомочным и степень магистра присудить обвиняемой в глупости без экзамена.

      – Или