Как бы не так. Татьяна Полякова

и на целый час…

      – Указывать, где им сидеть, мы с тобой, пожалуй, не можем…

      – Да уж… целый день языками чешут, а такие крутые, куда деваться…

      – Ты повнимательнее будь, если что-то не так, сразу ко мне.

      Беспокойство тугим клубком залегло где-то в левой стороне груди и больше не отпускало. В три часа в ординаторскую постучали. Я крикнула:

      – Да.

      Дверь открылась, заглянула Ася и сказала:

      – Марина Сергеевна, тут родственник больного, спрашивает о состоянии…

      – Проходите, – кивнула я, и он вошел.

      – Здравствуйте.

      Его глаза впились в мое лицо и проглотили его вместе с белой шапочкой на голове.

      – Садитесь, пожалуйста, – сказала я и стала перекладывать на столе бумаги. Мне требовалась как минимум минута, чтобы унять сердцебиение и прийти в себя. Тип, что сидел напротив, вызывал в моей душе смятение. Узкое лицо, узкие глаза, узкий рот. Хищный, как ястреб. Мне стало ясно: он именно тот, кого смертельно боялся мой подопечный.

      Закончив с бумагами, я сложила руки, довольная тем, что они не дрожат, ободряюще улыбнулась и сказала:

      – Я вас слушаю.

      – Меня интересует Стариков Юрий Петрович.

      Я подняла брови.

      – Стариков… ах, да, первая палата. Он поступил без документов и лежал, так сказать, безымянный. Нам пришлось обратиться в милицию. Одну минуту… – Я стала вновь перекладывать бумаги. Он пристально наблюдал за мной. Не взгляд, а луч лазера. – Вы родственник? – спросила я.

      – Да.

      – Близкий?

      – Ближе у него нет.

      – Что ж… буду с вами откровенна… – Я прочитала десятиминутную лекцию, обильно снабдив ее латинскими терминами.

      Он мог понять одно слово из двадцати, если, конечно, не был врачом. Врачом он не был, он был убийцей, я это кожей чувствовала. Внимательно слушал, надеясь, что я подавлюсь очередным труднопроизносимым словом и скончаюсь от удушья. Подобные слова – мое хобби, от них я не умру, так же как от его взгляда, как бы он ни старался просверлить во мне основательную дыру. Для моей кончины требовалось кое-что посущественнее.

      Я обратила внимание на карман его пиджака. Он заметно оттопыривался и наводил на невеселые мысли. Я произнесла последнюю фразу, с сочувствием вздохнула и закрыла рот.

      – Как он, доктор, выкарабкается? – разлепил узкие губы этот тип.

      – Делаем все возможное, – пожала я плечами. – Но вы должны понять: врачи не боги. Он до сих пор не пришел в себя, и его состояние особого оптимизма не внушает.

      – Но шанс есть?

      Я опять пожала плечами.

      – Шанс есть всегда. Более или менее значительный… В этом случае скорее менее… В общем, ничего обещать вам, к сожалению, не могу.

      – Но надеяться-то можно? – не унимался тип.

      Я пожала плечами в третий раз.

      – Чудеса еще случаются…

      – А взглянуть на него я могу? – хищно спросил тип.

      – Он в реанимации, доступ туда закрыт, но вы можете увидеть его в окно. Идемте, – сказала я и повела его