Потаенный дворец. Дайна Джеффрис

контур. Великолепно сочетается с твоими рыжими волосами. И глазам добавим выразительности. Ты знаешь, что у тебя потрясающие глаза?

      – В самом деле?

      – Не прибедняйся, ты же знаешь. Такой чудный синий цвет. Ты похожа на Лейлу Хайамс, хотя глаза у нее и другого цвета.

      – Кто это?

      – Киноактриса. Невероятно хорошенькая. Лицо сердечком и потрясающий рот. Совсем как твой. Тебе не мешало бы волосы подстричь, сделать такой длины, как у нее. – Ирен нагнулась и взяла журнал из кипы, лежащей на полу. – Вот она. Пока еще не слишком известна, но за этим дело не станет.

      Розали всмотрелась в фотографию женщины с впечатляющими глазами и вьющимися коротко подстриженными волосами.

      – Рада, что ты брови выщипала, – продолжала Ирен. – Я их сделаю потемнее.

      – Я не хочу походить на клоуна.

      Ирен уперла руки в бока и сделала вид, что обиделась.

      – Вот как!

      Розали не терпелось примкнуть к женщинам постарше, танцевавшим и развлекавшимся с тех самых пор, как семь лет назад закончилась война. Тогда она была еще мала. Но сейчас, в свои девятнадцать, ей не терпелось наверстать упущенное. Париж упивался необузданной свободой. Теперь настал и ее черед вкусить фривольности, хотя это и придется делать тайно. Чтобы добраться сюда, она надела старое отцовское пальто, под которым спрятала свой откровенный сценический костюм.

      Париж обожал чернокожих американских джазовых музыкантов. Сегодня для них будет играть обаятельный Сол, приехавший из Нью-Йорка, – немногословный красавец с меланхоличными глазами и обворожительной улыбкой. Из раздевалки было слышно, как он разогревается перед выступлением. Чувственные ноты, долетавшие сюда, будоражили Розали, успокаивали и поднимали настроение. Ирен закончила возиться с ее лицом. Обе вышли и встали в складках занавеса, закрывавшего небольшую сцену. Сол кивнул Розали и продолжил свое занятие.

      Но в мире, куда она так стремилась попасть, существовали не только развлечения. Наряду с чувством свободы и безудержного оптимизма, когда кажется, что все возможно и достижимо, была и опасность. В Париже набирало силу новое правое движение.

      – За этими следи в оба, – предупредила ее Ирен перед выходом на сцену. – Если что – сразу сматывайся.

      – А как я их узнаю?

      – Этих ублюдков ты сразу узнаешь.

      Ублюдки, о которых говорила Ирен, именовали себя «Молодыми патриотами». Их вдохновляли фашистские идеи Муссолини, и они люто ненавидели коммунистов. Но среди посетителей заведения Джонни коммунистов не было. Здесь собирались начинающие писатели и художники, чтобы выпить, угоститься недорогими тулузскими колбасками с картофельным пюре и поговорить о литературе и живописи. И тем не менее коммунистическая партия быстро росла и дерзко заявляла о себе. На парижских улицах вспыхивали стычки. Розали очень не хотелось, чтобы нечто подобное произошло в кафе. Только ареста ей не хватало. Она и так серьезно рисковала.

      Ее сугубо традиционная семья жила в богатом Шестнадцатом