Золото тигров. Сокровенная роза. История ночи. Полное собрание поэтических текстов. Хорхе Луис Борхес

в первый раз я видел диск чеканный?

      Не помню. Может, в прежнем воплощенье

      Из греческого старого ученья?

      Во дворике у смоквы и фонтана?

      Есть в жизни среди многого, что было,

      Часы других отрадней и роднее, —

      Таков был вечер, когда вместе с нею

      Смотрели мы на общее светило.

      Но ярче виденного въяве света

      Огонь стихов: не знавшая пощады

      Та dragon moon из колдовской баллады

      И месяц, кровеневший у Кеведо.

      Луна была кровавою и алой

      И в Иоанновом повествованье —

      Той книге ужаса и ликованья,

      Но все же чаще серебром сияла.

      Оставил Пифагор своей рукою

      Посланье кровью на зеркальной глади,

      А прочитали (по преданью), глядя

      В луну, как будто в зеркало другое.

      Все злее и громадней год от года

      Волк, скрывшийся за чащею стальною,

      Чтоб наконец расправиться с луною

      В заветный час последнего восхода.

      (Об этой тайне помнит Север вещий,

      И в тот же страшный день светил померкших

      Опустошит моря нечеловечий

      Корабль, что слажен из ногтей умерших.)

      В Женеве или Цюрихе, к поэтам

      Причисленный судьбой, без промедленья

      Я принялся искать определенья

      Луны, себя измучив тем обетом.

      Трудясь без отдыха, как все вначале,

      Я истощал реестрик небогатый,

      Боясь, что у Лугонеса когда-то

      Янтарь или песок уже мелькали.

      Из кости, снега (и другого сора)

      Сменялись луны, освещая строки,

      Которые, конечно же, в итоге

      Так и не удостоились набора.

      Мне чудилось: поэт между живыми —

      Адам, что с несравненною свободой

      Дарит вещам земного обихода

      Единственное подлинное имя.

      От Ариоста я узнал чуть позже,

      Что на Луне есть все, чему возврата

      Нет, – канувшее время, сны, утраты

      И обретенья (что одно и то же).

      Я различал трехликую Диану —

      Итог Аполлодорова урока;

      Гюго дарил мне серп златочеканный,

      Один ирландец – черный символ рока.

      Пока же, наклонясь над этой бездной,

      Вылавливал я лу́ны мифологий,

      Я мог увидеть, вставши на пороге,

      Ежевечерний диск луны небесной.

      Теперь я знаю: есть одно земное

      И ей лишь подобающее имя.

      Разгадка в том, чтоб, не томясь другими,

      Смиренно называть ее луною.

      И не перебирая под рукою

      Метафоры, одна другой неверней,

      Гляжусь в таинственный, ежевечерний

      Диск, не запятнанный моей строкою.

      Вещь, слово ли, луна – один из знаков

      В запутанном Писании вселенной,

      Куда включен любой земной и бренный

      Удел, неповторим и одинаков.

      Она – всего лишь символ меж иными,

      Судьбой ли, волей данный человеку,

      Который только по скончаньи века

      Напишет