Никола зимний. Сергей Кузнечихин

к ним, скажи, чтобы водки взяли и приезжали за мясом.

      В лодке ему не терпелось рассказать, как они с отцом добыли медведя, но от волнения рассказ не получался: залаял Бобка, разбудил, отец схватил ружье, побежали, Бобка рвет медведя за ляжки, отец выстрелил первым, медведь поднялся на дыбы, и тогда пальнул он, и медведь рухнул к его ногам. Боялся, что мужики не поверят, но они слушали, не перебивая, и понимающе кивали.

      Когда привез взрывников, отец уже разделал тушу и, сидя на чурбаке, бросал Бобке куски мяса и нахваливал его самыми нежными словами, которых даже детям не говорил. Мать стояла у плиты и варила медвежатину. Мясо еще не успело дойти, но отцу не терпелось налить гостям.

      Он еще ни разу не выпивал при родителях. Отец протянул стакан.

      – Ребенку-то пошто, – неуверенно встряла мать.

      – Какой ребенок, если зверя завалил! – отмахнулся отец и, обращаясь к гостям: – Не струсил, мужиком себя показал. Осталось только бабу попробовать, – потом заглянул ему в глаза и, усмехнувшись, спросил: – А может, уже?

      Он не понял, от чего загорелось лицо – от водки или от смущения.

* * *

      Служилось легко. Сначала стыдился, что попал в стройбат. Надеялся, что возьмут в пограничники, все-таки сибиряк, охотник, но в военкомате решили, что крепкий парень с восьмилетним образованием в стройбате нужнее. Осмотрелся, освоился и случайно приглянулся «старику» из мастерских. Сибиряк сибиряка чует издалека. Леха вырос на Чулыме, в леспромхозе. Метил в чокеровщики, но, к счастью, промахнулся, попал в ремеслуху и больше года успел потокарить на военном заводе, многому выучился. Разговорились о рыбалке. Чулым, конечно, не Ангара, Леха и не спорил, но стерлядка и в Чулыме водится. Когда пришла посылка с ангарской рыбой, принес похвастаться, наша, мол, и жирнее, и крупнее. Леха отрезал кусок, скривился, сказал, что пересоленая, и пошел в свой тайник за спиртом. Пока выпивали, Леха завернул в газету половину рыбины и сказал:

      – Это старшине. – И, наткнувшись на вопросительный взгляд, объяснил: – Пойду договариваться, чтобы тебя ко мне в ученики определили. Хороший токарь – специальность хлебная, все время со спиртом будешь. А я хороший токарь. И тебя научу.

      – Так, может, целую старшине отнести? У меня осталась одна.

      – Хватит ему и половины, он такого деликатеса у себя на Донбассе отродясь не пробовал. А целую, если не жалко, я Валюхе в санчасть презентую, чтобы спиртом бесперебойно обеспечивала.

      Он думал, что земляк хвастается, но Леха слово сдержал. Через неделю его перевели в мастерскую, а обмывали новое место медицинским спиртом и закусывали тушенкой, которую Лехе принесли за левый заказ.

      – Рыба хорошо, а тушенка лучше, – пошутил он, чтобы не впадать в откровенный подхалимаж, довольный, что все так ловко получилось.

      – Не скажи. Валюха говорила, что подруги визжали от удовольствия, когда пробовали. И сама была очень ласковая со мной.

      Терпения Лехе не хватало. Учил нервно, порою казалось, что издевается над ним. Доводил до того, что хотелось врезать учителю между глаз,