Никола зимний. Сергей Кузнечихин

стала собирать в поленницу колотые дрова.

      – Не надо. Я сам все сделаю.

      – Должна же и я свою лепту внести. Юля тоже хотела, но ей переодеться не во что.

      – Так болеет же. Зачем рисковать. – Но в отговорку не поверил: если бы хотела, могла бы и выйти.

      – Кстати, почему тебя Коляном дразнят?

      – Потому что я и есть Колян.

      – Некрасиво как-то, – поморщилась Татьяна Робертовна, – словно беспризорник из ночлежки. А ты вон какой статный парнина. Тебе же по святцам имя давали. Существует два праздника – Никола летний и Никола зимний. Овчинников из Юлиного класса родился в августе, значит, он Никола летний. А ты в ноябре, значит, Никола зимний. У вас даже характеры соответствуют. Он мягкий и покладистый, ты – сильный и волевой.

      – Я и не знал.

      – Теперь знаешь и требуй, чтобы звали Николой.

      – Как я потребую?

      – Характер покажи.

      Когда стало темнеть, Татьяна Робертовна сказала:

      – Хватит. Согласно законодательству у школьников укороченный рабочий день. Этак меня и привлечь могут.

      – Да тут немного осталось.

      – Все, все, все, никаких разговоров. Пойдем чай пить.

      – Неудобно как-то, – начал отказываться, хотя самому не терпелось увидеть Юлию.

      – Это мне неудобно отпускать работника, не угостив.

      Он почему-то думал, что в квартире приезжей учительницы должен быть какой-то особый порядок и особые вещи, но ничего особенного не увидел, разве что свободного места больше. Без лишних ведер, чугунов с кастрюль. Стол в горнице был уже накрыт. Юлия разливала чай. Каждая чашка стояла на блюдце. Его мать блюдца под чашки не ставила. А радиола «Рекорд» такая же, как и у них. Но этажерки с книгами в его избе не было. Над кроватью, чуть выше подушки, приколот портрет бородатого мужика. Сестра Верка тоже вешала открытки с артистами, но этот на артиста совсем не походил. Юлия была одета в махровый халат с капюшоном, как у брезентового плаща, и он никак не мог понять, зачем капюшон домашней одежде, неужели на случай дырявой крыши? Но спросить постеснялся. А про мужика спросил.

      – Это Папа Хем.

      – Чей папа, твой?

      – Близкие так звали, а в историю он вошел как писатель Эрнест Хемингуэй.

      – Не слышал о таком.

      – В школе его не проходят. А он, между прочим, в Африке на львов охотился. А за рассказ, как старик голубого марлина поймал, Нобелевскую премию получил. Самый модный писатель. Дядя мой обожает его.

      – Дашь почитать?

      – У меня книги нет, и в школьной библиотеке тоже. Я ее у дяди читала.

      – Не ожидал, что ты про рыбалку любишь.

      – Думал, что я сентиментальными романами увлекаюсь. Заблуждаешься, я предпочитаю настоящую литературу.

      Дома она была совсем другая и не казалась задавакой. Нормальная девчонка, с которой можно разговаривать. Так бы мирно и разошлись, если бы ее не потянуло расхваливать Тулупа, какой он умный и как много знает.

      – Так он же ничего делать не умеет, – не выдержал он.

      – А ты хочешь сказать, что мастер на все руки?

      – Не