Избирательный долг. Денис Передельский

похожим на пирата. Для полноты впечатления не хватало лишь попугая, тем более что насест в виде швабры имелся. Один Приходько сохранял полнейшую невозмутимость, чего нельзя было сказать о членах избирательной комиссии.

      Хуже всего было Гундосову. Он стоял с болезненно бледным лицом, прикрыв веки. Казалось, директор стареет на глазах и вот-вот лишится сил. Справа от него украдкой ядовито улыбалась Кисточкина, в душе которой оглушительно звучали фанфары. Она пребывала в томительно-сладостном предвкушении незабываемого действа, о котором еще утром не могла и мечтать. Остальные шушукались, делясь предположениями о том, как Гундосов выкрутится из незавидного положения. Наблюдатели начинали потихоньку переругиваться, доказывая друг другу, что бюллетени из испорченной урны, наверняка, были отданы за их партию.

      – Пора! – еле сдерживаясь, воскликнула Кисточкина и махнула рукой сержанту Приходько.

      Тот послушно закрыл входную дверь. Гундосов болезненно вздрогнул, икнул и безвольно втянул голову в плечи, услышав, как в замке дважды провернулся ключ. Его сержант Приходько по настоянию присутствующих оставил у себя, так как считался человеком нейтральным и безнадежно далеким от политики. Кроме того, только безумец рискнул бы отобрать у него ключ силой. Все знали, что в свободное от службы время Приходько на спор с мужиками с легкостью лбом заколачивает десятисантиметровые гвозди в деревянный стол, стоявший в его дворе, а затем играючи вытаскивает их обратно двумя пальцами.

      – Ну что, господа, приступим? – робко спросил Гундосов и с надеждой обвел взглядом присутствующих, тщетно моля их о том, чтобы его отпустили.

      Из трех избирательных урн, которые находились в участке, сначала было решено вскрыть две «свободные». Третью под пристальным взором бдительного Петровича, не отлучившегося за время дежурства даже в туалет, бережно отнесли в угол и поставили рядом со стулом, на который всеобщими уговорами в качестве сторожевого пса был усажен сержант Приходько. Тем временем Гундосов дозвонился до областной избирательной комиссии и доложил о том, что выборы на вверенном ему участке состоялись, и начался подсчет голосов. О «небольшом неприятном происшествии», как мысленно сам величал случившееся Гундосов, он предпочел умолчать, в душе холя и лелея мысль о том, что невоспитанный гражданин, возможно, не так уж и сильно испортил избирательные бюллетени, как того можно было опасаться.

      Пока разум ласкал его душу этой обманчивой мыслью, где-то внизу живота все громче звенел тревожный колокольчик, а к горлу волнами подкатывала тошнота. Чем чаще Гундосов вспоминал о происшествии с урной, тем сильнее становились приступы. Будь обстоятельства другими, директор, возможно, уже сбегал бы в туалет и освободился, но в данной ситуации он прилагал максимум усилий для того, чтобы выглядеть достойно. У него не возникло ни малейшего подозрения в том, что не дурные воспоминания пагубно влияют на его ослабленный организм, а бутылка рябиновой настойки,