Избирательный долг. Денис Передельский

Гундосов мог зайти во время занятий в специализированный класс литераторов или музыкантов и строгим тоном велеть юным гуманитариям (тем, что с нежными и ранимыми душами) всем до одного к утру записаться в секцию тяжелой атлетики. Она, как выражался директор, «способна укрепить не только наши помыслы, но и дух, не говоря уже обо всех остальных частях человеческого тела». Все чаще Гундосов удивлял коллег на педсоветах, запросто называя физрука безмозглым качком, а завуча – болотной кикиморой, то есть пользовался определениями, явно не вписывавшимися в педагогический процесс.

      До сих пор подобные выходки сходили ему с рук, так как заведующий районным отделом образования приходился ему родным братом. Поэтому коллектив терпел, особенно завуч Кисточкина. Это ее Гундосов в открытую величал кикиморой, а за глаза – «толстозадой сучкой». Конечно, все догадывались, что за поведением директора скрывается нечто большее, чем тридцать пять лет педагогического стажа. Об этом красноречиво свидетельствовал устойчивый запах перебродившей рябины, обвисшие щеки, напоминавшие бульдожьи брыли, мешки под глазами и хмурый взгляд, с которыми неизменно появлялся по утрам в школе директор. Поскольку прощать наглость и хамство можно только до определенного предела, все в школе только и ждали подходящего момента, чтобы отомстить распоясавшемуся выпивохе.

      Вот почему когда Гундосов удалился в свой кабинет лечиться спасительной настойкой, Кисточкина не смогла скрыть ликования. Она расплылась в широченной ядовитой улыбке, до смерти напугавшей пятилетнюю девочку, державшуюся за руку своей мамы-избирателя. В штате избирательной комиссии данного участка Кисточкина числилась секретарем, и судьба, казалось, дала ей шанс отомстить, наконец-то, ненавистному начальнику. Еще загодя она решила, что подставит ножку Гундосову на выборах, и с самого утра пристально следила за процессом, моля небеса о том, чтобы они подарили ей такой шанс. Но небеса, казалось, не слышали ее злорадных и мстительных молитв. Кисточкина уже находилась на грани отчаяния, когда в помещение вошел Шума. Едва он переступил порог участка, как завуч поняла – само Провидение привело сюда этого пухлого головастика, работающего на огнеопасных парах, способных воспламениться не хуже, чем отрыжка у Змея Горыныча.

      Пока между Шумой и Сопелко только начал завязываться диалог, Кисточкина незаметно достала из своей сумочки мобильный телефон и все дальнейшие события зафиксировала на вмонтированную в него видеокамеру. Телефон был старым, камера слабенькой, а расстояние большим. К тому же у оператора отсутствовал должный профессиональный навык. Запись получилась нечеткой, но кое-что на ней разглядеть все-таки было можно. На всякий случай Кисточкина решила никому не говорить о своем первом режиссерском опыте и приберечь дебютный показ до более подходящих времен и обстоятельств. Главной цели она добилась – теперь у нее в руках находился отличный компромат. Оставалось только ждать,