Одинокий волк. Джоди Пиколт

кресло осталось прежним образчиком эргономичной мебели со множеством роликов и рычагов, позволяющих отрегулировать абсолютно все и не мучиться болями в спине. Мать нашла его на гаражной распродаже за десять долларов. Но компьютер поменяли, и вместо громоздкого системного блока на столе стоит изящный маленький «MacBook Pro». С заставки на экране на меня смотрит волк, и в его желтых глазах столько мудрости, что какое-то время я не могу отвести взгляд. Я по очереди открываю картотечные ящики и в одном нахожу кипу конвертов. На некоторых стоит пометка «ПРОСРОЧЕНО». Меня словно тянет магнитом, и я принимаюсь их сортировать. В ящике справа я нахожу чековую книжку, ручку, марки. По размеру пачки конвертов можно подумать, что счета не оплачивались с моего отъезда.

      Честно говоря, я бы не удивился.

      Я уже успел забыть, что привело меня в кабинет. Вместо этого я начинаю автоматически просматривать почту и выписывать чеки, подделывая подпись отца. Каждый раз, когда я открываю конверт, сердце на миг замирает, потому что ожидаю увидеть бланк шестилетней давности. Тот счет, от которого я лишился дара речи. Которым хотелось размахивать перед лицом отца, и пусть бы он попробовал солгать мне еще раз.

      Но в этой стопке я не нахожу ничего подобного. Счета за коммунальные услуги, превышение лимита на кредитных картах и предупреждения от коллекторских агентств. После счета за телефон, электричество и квитанции за доставку масла мне приходится остановиться, потому что баланс чековой книжки уходит в отрицательные цифры.

      Куда, черт побери, подевались деньги?!

      Если бы мне предложили угадать, я бы поставил на Редмонд. У отца сейчас на содержании пять вольеров, пять отдельных стай. И дочь в придачу. Покачав головой, я открываю верхний ящик и укладываю обратно неоплаченные счета. Это не моя проблема. Я не бухгалтер отца. Я ему вообще больше никто.

      Заталкивая конверты в слишком маленькое для них пространство, я замечаю пожелтевший листок, замятый в полозке ящика. Засунув руку внутрь, я пытаюсь его вытащить. Уголок отрывается, но мне все же удается вытянуть лист и разгладить его на столе рядом с ноутбуком…

      Мне снова пятнадцать.

      Вечером перед отъездом отца мы с Карой прятались.

      Весь день в доме раздавались крики. Кричала мать, затем орал отец, потом мать разрыдалась.

      – Если ты уедешь, можешь не возвращаться! – выкрикнула она.

      – Ты же не всерьез, – ответил отец.

      Кара посмотрела на меня. Она жевала свою косичку, и та выпала изо рта мокрой, как кисточка для рисования.

      – Она же не всерьез? – спросила Кара.

      Единственное, что я знал о любви, – она всегда безответная. Левон Якобс, мальчик с кожей цвета горячего шоколада, сидевший передо мной на алгебре, знал статистику всех игроков «Бостон брюинз». Он заговорил со мной только однажды, когда ему понадобился карандаш. К тому же, как и всем остальным мальчикам в моем классе, ему нравились девочки. Мать любила отца, но он думал только