Светлые дни и ночи. Дмитрий Сенчаков

старомодный дамский мундштук. Она сдержанно, как и подобает настоящей аристократке, кивает фотографу, который неделю назад выполнил её портрет в традициях фотомастерских царской России. И даже любезно колеровал в сепию.

      Раскрасневшийся Валентин бережно держит Леру за талию. Его пальцы беспрепятственно ощущают волнующую плоть сквозь влажную ткань сарафана. Темп танца замедляется, и Лере начинает передаваться возбуждение Валентина, обильно приправленное табачно-коньячными ароматами. Она притягивается к нему, потом, спохватившись, пытается отстраниться, но ставшая требовательной рука всё настойчивей прижимает её фигурку к блестящей пряжке ремня. Перевозбуждение от насыщенного событиями вечера сменяется лёгкой паникой. Лера ищет глазами мужа и не находит его. Валентин вдавливается в неё всё неистовей и вдруг ослабляет хват.

      – Лера, – говорит он ей в ухо, – вы – это всё, что есть у меня светлого в этом кургузом городе, который поработил мою жизнь, окружив своими сооружениями. Вы – и сила моя, и слабость. Вы – мой сон и моя явь. В вас кроется тайна моего соревновательного императива, поскольку вы – единственный персонаж, лучше которого я никогда не смогу создать сам. Я безнадёжно болен вами и преисполнен любовью к вам. Скажите же теперь, прошу вас, как я должен поступить, чтобы не оскорбить вас? Чтобы убедить вас в своей искренности… Чтобы быть рядом с вами… Чтобы…

      – Тсс! Ни слова больше! Эти строки напоминают мне маленькую поэму, которая посвящена не мне. Просто напишите её. И это будет шедевр. Распорядитесь своим даром бескомпромиссно, без поправок на жару и головную боль. Русская культура всецело в ваших руках. Вы очень талантливы, умны, красивы, волнительны и даже восхитительны. Может быть, я даже увлечена вами, но…

      – Не говорите «но»!

      – Но, – смело повторяет Лера, игриво отстраняясь от его вновь распоясавшихся рук, – у вас замечательная жена, а у меня – прекрасный муж и…

      – Стойте! Ни слова больше! Я боюсь, что это ваше «и» добьёт меня окончательно!

      – И те дружеские отношения, – невозмутимо продолжает жестокая Лера, – которые сложились между нами к настоящему времени, идеально подходят нам обоим.

      – Но ведь Клим вам изменяет!

      – Вы тоже изменяете Анне.

      Лера направляется к стойке. Клим подаёт ей фужер. Она кивает и игриво улыбается ему, лишь на секунду задумавшись о том, что только что всё могло сложиться иначе, возможно, любопытнее для неё самой, но вряд ли лучше, чем будет теперь.

      Спустя минуту на соседнюю с Лерой табуретку грузно взбирается Капитан. После обмена приветствиями он заказывает себе двойную порцию коньяка и принимается заводить часы.

      – Это чтоб потом не забыть, когда захмелею, – поясняет он окружающим.

      – Капитан, – обращается к нему Клим, – когда отправимся к скале Киселёва? Ведь, помнится, обещал!

      – Хоть завтра. Ты, Климуша, хоть и с крезой, но я люблю тебя, как сына.

      – Завтра я, к сожалению,