Ангел войны. Виктор Кривулин

полит обильно, и толпы текут, омывая

      исполинские ноги с угрюмым упором ступней.

      Как шевелятся пальцы – и люди снуют между ними —

      кто по ногтю скользит, кто с колена сползает… Пустыми

      всех обводит глазницами вышняя груда камней.

      Что же грустен стоит очевидец в сторонке?

      Шоколадное дерево праздника плавится, тает за ним…

      Вот оркестр полковой прошагал пауком площадным,

      но еще напряженно дрожат барабанного дня перепонки.

Май 1973

      Наследующему – 9.5.75

      Наследующий ложь, на следующий день

      после пожара в розовом дому.

      Послушай плач по гробу своему!

      Платки со смертью пограничных деревень

      сбиваются, сползают обнажить

      младенческой макушки слабину —

      и темя освещает седину

      теплом и светом внутренним… Лежит

      апрельский снег на голове старух.

      Наследующий ложь находит по следам

      свой материнский дом, где голубиный пух

      кружит по комнате, слетается к устам.

      Забьется в глотку столько тишины,

      что рад заговорить, воспомянув

      минувшую войну – ее железный клюв,

      вскормивший смесью крови и слюны

      грудное сердце! Рад бы обсказать,

      заговорить огнями, словно Куст, —

      но полон рот, но слышен хруст

      костей – и голубиная тетрадь

      для записи единственной чиста.

      Раскроешь – там лежит Наследующий ложь,

      он площе фотографий, он похож

      на дырку в основании креста.

      Вокруг него, истекши из ступней,

      извечной крови струйки запеклись…

      Как дерево креста, лишенное корней,

      он вырос из земли, где мы не прижились,

      но блудными детьми вернемся к ней.

      Он только след и ржавчина гвоздя —

      насквозь его, все явственней сквозя,

      все чище и бедней,

      минуя речки, пристани, мостки,

      ведя наверх и вдаль послушные зрачки,

      растет земля холмов и невысоких гор —

      так незаметно голос входит в хор,

      условный разрывая волосок —

      границу горных – горниихъ высот.

Май 1975

      Стихи на День авиации и космонавтики

      Крошево или судьба? Украшение праха

      больно рисуют – как послевоенные дети,

      голубые от недоеданья и страха,

      синими карандашами по рвущейся возят газете.

      Сквозь разрывы клеенка цветет

      колокольчиками и васильками —

      тысячекратный букетик, осколок высот,

      полузатерт, а иного себе не искали…

      Крошево или судьба? Неочиненный грифель

      не оставляет следов – только в тучах просветы.

      Синий сквозит самолет – и в прекрасную гибель,

      словно морская звезда с бугреватым излучьем, – воздета!

      Так любить неживых не дано

      никому – как любили! Как если б

      на клеенке прожженная дырка сводила в одно

      место всех, кто еще не воскресли.

      Если