Настройщик. Дэниел Мейсон

маленькой карточки с затейливо выписанными буквами в морщинистой руке старца неожиданно привел его в смущение. Но старик поднял глаза, и Эдгар увидел в них заинтересованность, граничащую с удивлением.

      – Английский настройщик. Человек, который должен понимать звуки. Хочешь услышать историю, мистер Эдгар Дрейк? Историю глухого старика?

      Тридцать лет назад, когда я был значительно моложе и не изуродован болезнями старости, я служил палубным матросом на этом самом маршруте, от Суэца до Баб-эль-Мандебского пролива. В отличие от теперешних пароходов, которые бороздят море напрямик, без остановок, мы ходили под парусами и пересекали море туда-сюда, от одного берега до другого, бросая якорь в многочисленных маленьких портах и на африканском, и на аравийском берегу, в городках с названиями вроде Фариз или Гомейна, Тектозу или Уивинив, многие из которых уже поглотили пески; там мы торговали с кочевниками, которые продавали ковры и горшки, найденные в покинутых городах пустыни. Я ходил по этому самому маршруту, когда наше судно попало в шторм. Это была старая посудина, и на ней вообще нельзя было выходить в море. Мы прошли рифы под парусами, но в корпусе открылась течь, и судно начало наполняться водой. Когда корабль почти полностью развалился, я упал, ударился головой и потерял сознание.

      Когда я очнулся, то лежал на песчаном берегу, один, среди обломков судна, за которые я, должно быть, ухватился, на свое счастье. Вначале я не мог пошевелиться и испугался, что меня парализовало, но потом обнаружил, что я всего лишь туго обмотан тканью собственной чалмы, которая, видимо, развернулась и обвила мое тело, как детская пеленка или покровы мумий, которые раскапывают в египетских песках. Потребовалось немало времени, чтобы я окончательно пришел в себя. Я был весь в синяках, и когда пытался вдохнуть, грудь пронзала боль. Солнце уже поднялось высоко, и мое тело покрылось соляной коркой, горло и язык пересохли и распухли. Бледно-синие волны плескались у моих ног и куска корабельной обшивки, на котором сохранились три первые арабские буквы от того, что когда-то было названием судна.

      С трудом я выпутался из чалмы и повязал ее на голову. Я поднялся на ноги. Вокруг меня была ровная местность, но вдалеке виднелись горы, иссушенные и голые. Как любой человек, выросший в пустыне, я мог думать лишь об одном – о воде. От наших путешественников я знал, что на этом побережье часто встречаются заливы, образованные устьями небольших речушек, в большинстве из них вода солоноватая, но в некоторые, как говорили кочевники, впадают пресные потоки, берущие начало от подземных водоносных слоев или из снегов, выпадающих на вершинах дальних гор. Поэтому я решил двигаться вдоль берега в надежде найти такую речку. По крайней мере, морской берег не даст мне заблудиться, и возможно, мне повезет увидеть проплывающий мимо корабль.

      Пока я шел, солнце поднималось над холмами, и я понял, что нахожусь на африканском побережье. Это открытие было простым, но пугающим. Каждый человек может потеряться, но редко оказывается так, что он не знает, по песку какого континента блуждает. Я не знал здешних языков, и эти места, в отличие от аравийского берега,