Настройщик. Дэниел Мейсон

пересекающие зеленую гладь. Он не спрашивает, куда они идут, просто слушает, как некрасиво чавкает грязь под подошвами ботинок. Небо нависает над ними, низкое и серое, солнца нет.

      Она приводит его к маленькой беседке, там сухо, и он отводит мокрые волосы с ее лица. У нее холодный нос. Он будет это помнить.

      День превращается в ночь.

      И наступает 26 ноября 1886 года.

      К пристани Принца Альберта подъезжает экипаж. Из него выходят двое в отутюженной военной форме и открывают дверцы перед мужчиной и женщиной средних лет. Они осторожно ступают на землю, словно это была их первая в жизни поездка в военном транспорте, ступеньки у экипажа выше обычного, а рессоры толще, чтобы проще было ездить по неровной местности. Один из военных указывает на корабль, и мужчина смотрит на него, а потом оборачивается к женщине. Они стоят рядом, и он легонько целует ее. Потом он поворачивается и идет следом за военными к кораблю. Каждый из них несет по чемодану, а сам пассажир – сумку поменьше.

      Отплытие происходит без шумихи и звона бутылок, разбивающихся о нос, – этот обычай в ходу при крещении нового судна да у пьяниц, ночующих в доках и иногда выбирающихся освежиться на ярмарочную площадь. Уже поднявшиеся на палубу пассажиры машут толпе провожающих. Те машут им в ответ.

      Начинает пыхтеть мотор.

      Когда они отправляются, над рекой сгущается туман. Как театральный занавес, он скрывает дома, и пирс, и тех, кто пришел проводить пароход. На середине реки туман еще гуще, он застилает причал и даже пассажиров друг от друга.

      Медленно, один за одним, пассажиры расходятся по каютам, и Эдгар остается в одиночестве. Влага оседает на стеклах очков, и он снимает их, чтобы вытереть о жилет. Он пытается разглядеть что-нибудь в тумане, но берега, мимо которых они плывут, будто растворились бесследно. Туман съедает даже пароходную трубу у него за спиной, и ему кажется, что он плывет в пустоте. Он вытягивает руку и смотрит, как белые клочья обвиваются вокруг нее, оседая крохотными капельками.

      Белое. Как чистый лист бумаги, как необработанная слоновая кость; в начале истории все еще белое.

3

      30 ноября 1886

      Дорогая Катерина!

      Вот уже пять дней, как я покинул Лондон. Прости, что я не написал тебе раньше, но после Марселя наша первая почтовая стоянка только в Александрии, и я решил, что лучше подождать, чем отправлять тебе письмо, в котором были бы сплошь старые мысли.

      Моя милая, возлюбленная Катерина, просто не знаю, как рассказать тебе о последних нескольких днях! Ты и представить себе не можешь, как бы я хотел, чтобы ты отправилась в это путешествие вместе со мной и могла своими глазами увидеть все, что вижу я! Лишь вчера утром по правому борту показалась новая земля, и я спросил одного из матросов, что это. “Африка”, – ответил он, и, кажется, мой вопрос весьма удивил его. Конечно, я почувствовал себя глупо, но я был просто не в состоянии скрыть свое возбуждение. Этот мир кажется одновременно таким маленьким и таким беспредельным.

      Я