Сбежать от зверя. Прощение. Анна Владимирова

наше гнездо, оголяя тела и оставляя их стыть под дождем…

      Дождь.

      Я помнил дождь.

      Привкус горечи во рту и ледяные лезвия капель по коже. Дождь бежал мурашками по блестящей разноцветной от ламп дороге там, внизу. И совершенно точно давал передышку. Настоящую, реальную, а не эту вот иллюзию.

      Шерсть встала дыбом, а в горле задрожало рычание. Я давно потерял Катю в этом сне, но это нисколько не беспокоило. Зачем мне искать кого-то, если я не мог найти самого себя?

      Я открыл глаза и прислушался. Катя спала. Да так крепко, что становилось понятно – у меня появился конкурент по саморазрушению. Полежав какое-то время в тишине, я решил все же рискнуть – осторожно опустил руку ей под бок и вытащил ее мобильный из кармана халата. Но тот оказался предсказуемо заблокированным.

      – Ты ради этого уложил меня себе под бок? – усмехнулась сонно Катя и, выпутавшись из моей хватки, села на кровати. – Верни мобильный.

      – Зато ты поспала, – вложил аппарат в ее ладонь.

      – Я позову этого абонента первым, когда будет можно.

      – Ты же знаешь, что мне невыносимо быть без памяти. – Я проследил, как она слезает с кушетки и трет виски. – Голова болит?

      – Да.

      И не понять, что значит это ее «да». Захотелось малодушно припугнуть, чтобы не чувствовала себя тут главной.

      – Кать, я припомню тебе все, – всмотрелся в ее профиль, пока она изучала содержимое папки.

      – Обязательно, – кивнула она отстраненно. – Идешь на поправку, Сбруев. Хорошего вечера.

      – Ка-ать? – окликнул ее, когда она взялась за ручку двери. – Я уже задолбался тут медитировать. Дай хоть пульт от телека или журнальчиков каких… Что я там люблю?

      – Я не знаю, что ты любишь, Тахир.

      – Только то, что тебя – нет?

      – Это наверняка. Пульт справа в тумбочке.

      – Возвращайся ко мне ночью под бок, – оскалился я. – Я докажу тебе обратное.

      Но стоило двери захлопнуться за ней, я скривился от гадливости и неприязни. Неизвестность злила, и мне нужно было на ком-то сорваться. Но Катя этого точно не заслуживала.

      – Надо вспомнить… – прорычал я, уперевшись взглядом в стену. – Давай!

      Дождь.

      Когда и где я здесь был во время дождя? Катя снова меня лечила после чего-то?

      Стена.

      И снова пустота.

      Я вытянул шею и сузил взгляд на парке внизу. Да, определенно, он что-то значил для меня. Стук капель по куртке, взгляд и притяжение чужих слабых пальцев… Взгляд в мои глаза. Но не Катин. Я не видел, только чувствовал. Этот кто-то смотрел на меня с надеждой, доверчиво и умоляюще. У Кати взгляд не такой. Она точно все знает. А эта… Она целуется так по-особенному. Я вспомнил ощущение ее холодных губ на своих. Такое трепетное, испуганное, осторожное…

      Кто она?

      Кого я тут целовал?

      Но образ ускользал.

      Может, я изменил Кате? Поэтому она и ведет себя так отстраненно?

      Зверюга молчал. Но это нормально после пулевых. Зверь жрет много энергии. Особенно, если принимает на себя удар, а он принимает. Даже неосознанно успевает спасти жизнь.

      Нужно