И даже небо было нашим. Паоло Джордано

послал за мной.

      – Говорят, ты играешь в карты, – сказал он. При этом он сидел, положив руки на стол, а я стоял, держа руки за спиной.

      – Я не играю в карты.

      – Не лги мне, Томмазо. Я же понимаю: каждому человеку надо как-то расслабляться.

      Он достал из ящика две колоды карт.

      – Во что ты умеешь играть?

      – В скат, бридж и канасту. И еще в скопу, но не очень хорошо.

      – Говорят, кое-кто играл с тобой в покер.

      – Да, и в покер.

      – Я же сказал, Томмазо: не надо мне лгать. А в блэкджек играть приходилось?

      Я медлил с ответом.

      – Да или нет?

      – Это то же самое, что двадцать одно?

      Играть в двадцать одно меня научил отец. Как и в другие карточные игры, кроме ската, любимой игры Берна, которой мы так увлекались в домике на дереве.

      – Ну, двадцать одно, если тебе так больше нравится.

      – Да, в нее я играю.

      Он пододвинул обе колоды ко мне. Карты были новенькие, упругие, блестящие.

      – Смешай.

      Я, как обычно, рассыпал одну колоду поверх другой. Наччи внимательно следил за моими руками.

      – Нет, не так. По-американски.

      Я разделил колоду пополам, положил карты на стол так, чтобы он их видел.

      – Умеешь оставлять одну сверху?

      – Это значит передергивать.

      – Умеешь или нет?

      Я показал, что умею, но при этом одна карта, четверка треф, выскользнула у меня из рук и упала на пол.

      – Извините, – пробормотал я.

      – Ты неловкий и медлительный, – сказал он. – Но можешь стать лучше. В пятницу вечером ко мне придут друзья. Мы любим поиграть. Я заплачу тебе, как за день работы. А еще можешь взять себе десять процентов от выигрыша банка. Договорились?

      И мы договорились. Если компания желала играть в покер и недоставало четвертого, Наччи одалживал мне деньги, чтобы я мог сесть за стол. Впрочем, как правило, он и его друзья предпочитали блэкджек. Они очень мало разговаривали, но курили не переставая и пили виски из стаканов для воды. Они пугались, если я останавливал их, когда они тянули руки к картам. На рассвете они все чаще ходили в туалет и мочились, даже непотрудившись закрыть за собой дверь. Мне в эти ночи совсем не хотелось спать, то ли потому, что я не пил, то ли потому, что карты всегда возбуждали меня до предела.

      Когда усталые, отупевшие гости расходились, я наводил в гостиной порядок: складывал и убирал в ящик зеленое сукно, ссыпал фишки в коробку. Опорожнял пепельницы, мыл стаканы. А перед тем как вернуться в общежитие, прогуливался по винограднику. В это время суток не спали только дикие звери.

      Из денег, полученных за эти вечера, и того, что удалось отложить от заработной платы, скопилась некоторая сумма. И вот однажды, сунув в карман смятые купюры, я отправился в торговый район Массафры и долго слонялся среди квадратных много этажек вроде тех, где я жил когда-то. Наконец, я набрел на автомагазин, перед которым были выставлены на тротуаре мопеды – подержанные, не в лучшем состоянии, но мне было все равно. Я показал хозяину деньги