И даже небо было нашим. Паоло Джордано

люди», – добавила она.

      «Посмотри на него, – говорил Чезаре Флориане. – Не правда ли, он напоминает архангела Михаила с картины Гвидо Рени? – Потом обернулся ко мне и сказал в полголоса: – Архангел Михаил сразил ужасного дракона. Я хочу рассказать тебе его историю полностью, Томмазо. У нас будет на это время, в машине. А сейчас собери вещи».

      – Но в машине он сказал только, что их дом находится на линии Архангела Михаила, то есть на линии, соединяющей Иерусалим с островом Мон-Сен-Мишель. Может, это и была вся его история.

      Я пытался запомнить дорогу, запомнить, в какой стороне остался мой отец, но запутался в лабиринте узких улочек, массе одинаковых деревьев и выбеленных стен. Когда мы наконец вышли из машины, мне показалось, что меня завезли на край света.

      – Я внесу вещи, – сказал Чезаре, – а ты пока иди познакомься с братьями.

      – У меня нет братьев, синьор.

      – Верно. Я поторопился, извини. Ты сам должен решить, как тебе называть их. А сейчас не теряй времени. Они там, за олеандрами.

      Я пробрался сквозь кусты, побродил по оливковой роще, сначала поблизости от дома, потом все дальше и дальше. У меня еще не угасла безумная надежда, что я смогу сбежать и вернуться с интернат – он ведь где-то здесь, недалеко. Я никогда раньше не бывал на природе: квартал, где я жил с родителями, находился в черте города.

      Я уже собирался повернуть назад, как вдруг услышал голос: «Залезай к нам!»

      Я повернулся направо, налево, назад, но никого не увидел; вокруг были только деревья, далеко отстоящие друг от друга.

      – Мы на тутовнике, – продолжал голос.

      – Что еще за тутовник?

      Тишина, затем переговаривающиеся голоса, потом звук шагов. Из тени высокого дерева с ветвями, склонявшимися до земли, вынырнула какая-то фигура. Это был мальчик примерно одного роста со мной.

      – Смотри, – сказал он, – вот это дерево – тутовник.

      В тени дерева было темно и прохладно. В ветвях был устроен домик, к нему вела лесенка, прислоненная к стволу. Берн разглядывал меня. Когда он дотронулся до моей щеки, я вздрогнул.

      – Ты такой белокожий, – сказал он, – наверно, очень чувствительный.

      – Никакой я не чувствительный.

      – Ну, если ты сам так говоришь… – И он ловко взобрался по лесенке в домик. – Можешь залезть сюда, как я.

      В домике, поджав под себя ноги, сидел еще один мальчик.

      – Погляди, какой, – сказал Берн, однако второй мальчик едва удостоил меня взглядом. – Хоть у кого-то хватило смелости взобраться сюда.

      Я посмотрел вниз.

      – Да тут от земли всего ничего. У кого угодно хватило бы смелости.

      – А вот Гаэтано отказался, – объяснил мне Берн. – Сказал, у него голова кружится.

      – Вы сами построили этот домик?

      Сооружение не казалось мне особенно прочным. Но мой вопрос остался без ответа.

      – В скат играть умеешь? – спросил Никола.

      – Я в покер умею.

      – Это что еще за штука? Садись, мы научим тебя