С миссией в ад. Лев Аскеров

шопотом другой голос.

         И голос тот принадлежал Ноланцу. Он-то и пригвоздил нотария к табурету. Разинув от удивления рот, Доменико вперился в потолок. Звук шёл сверху. Как раз с того места, где находилось слуховое оконце. И оттуда до него донёсся узнаваемый говорок дознавателя. Да вот только звучал очень уж необычно. Ласковым рокотом. Сердечно. Тепло.

      – Я их выпроводил, Джорди, – сообщил он.

      – Кого?

      – Твоих мучителей… Теперь им лучше не жить… Наказал я их. Хорошо наказал.

         Джузеппе ожидал от Ноланца похвалы. А тот, словно что-то припоминая или вычитывая, произнёс:

      – Подумай, прежде чем наказывать или творить добро. И если задумался, не делай ни того, ни другого. Не твоё то право. Но право Бога нашего. А если кто это сделает, с умыслом – он хуже слепца. Ибо слепец не ступит шага, если не уверен…

      – В святом писании такого нет.

      – Переврали наши священники библию.

      – Не богохульствуй! – остерег Ноланца дознаватель.

      – Брат мой, Джузи, худшее из богохульств – это вера в ложную истину. Правда, от церкви – церковная правда. Но Богова ли она?!… Ты не задумывался?

      – Не говори так, Джорди, – взмолился Джузеппе.

         Ноланец хмыкнул. Тополино слышал хмык и представил себе усмешку на лице узника. Однако не видел он, как Ноланец, обняв за громадные плечи дознавателя, с еще большей страстью продолжил:

      – Божий мир велик. Его величия – не представить, не объять умом. И наша вселенная – не центр мироздания. И человек – не пуп миров…

      – Да будет тебе! – понизив до шопота голос, отаналивает он распалившегося узника:

      – Я принес тебе письмецо.

      – Тетка Альфонсина? – предположил Ноланец.

      – Нет. Мать, как узнала о тебе, – слегла.

      – Неужели Антония?

      – Да от герцогини Антонии Борджиа.

      – Дай, – требует он и спрашивает:

      – Она здесь?! В Риме?!

      – Ее вызвали в Ватикан. Поговаривают, из-за тебя. Она приехала два дня назад в сопровождении бывшего папского легата в Венеции Роберто Беллармино.

      – Робертино ее кузен, – разворачивая письмо рассеяно, как бы мимоходом, роняет Ноланец,.

      – Да ну!.. Вот это да!.. – вскидывается дознаватель.

         Тополино сразу понял, почему так удивился Джузеппе. По Риму шли упорные слухи о том, что легат Беллармино – друг папы и родича венецианского дожа – за поимку Ноланца был отозван в Ватикан, чтобы произвести его в кардиналы. Судачили и о герцогине Антонии Борджиа. Будто бы она состояла в интимных связях с Ноланцем, покрывала его богопротивные дела и несколько лет тому назад помогла скрыться от папских кондотьеров, прибывших схватить его. Теперь, по словам всезнающих римлян, ее доставили сюда обманом, чтобы в суде Святой инквизиции подвергнуть допросу с пристрастием.

         Однако, ни Тополино, ни Джузеппе, как, впрочем, и многие другие, не знали, что Беллармино и Антония Борджиа – кузены. И не знали, что они в родстве с дожем Венеции. Один – племянник со стороны сестры, а другая, вышедшая замуж за герцога Тосканы