Пуговицы. Ида Мартин

блондинка. Откуда там мозгам взяться?

      Восьмой класс – самый пик моей бунтарской активности. Достаточно было малюсенькой искры.

      – И что с того, что она блондинка? – выкрикнула я с места. – Вы седая, значит, у вас старческий маразм?

      Тогда я была очень сложным и конфликтным подростком. Знала, что я плохая, и чувствовала себя такой. А плохим детям полагается вести себя зло и агрессивно.

      Математичка закрывала глаза на мои «выступления», потому что в то время я знала математику лучше всех в классе. Она просто вызвала меня к доске расписывать задачу. И я, конечно же, без труда это сделала.

      А на следующий день мы с Лизой, не сговариваясь, пришли в школу с бело-желтыми головами. Краска легла не очень хорошо, особенно на Лизины волосы, однако акцию протеста можно было считать состоявшейся.

      – Докажите теперь, что мы тупые, – гордо заявила я математичке.

      И с тех пор мы с Лизой красились исключительно «скандинавским блондом», символизирующим нашу дружескую солидарность и глубокую убежденность в том, что о человеке нельзя судить по внешности.

      Мы взяли по большому стакану капучино и ведерко с крылышками на четверых. Развесили мокрые куртки на спинках стульев, а сами развалились на коричневых диванах.

      – Нет, серьезно. – Я выждала, пока ребята немного поедят. – А что, если это та самая потерянная растяжка? Тогда получается, что все случилось под нашим носом. Может, нужно рассказать об этом полиции?

      Бэзил громко поперхнулся кофе:

      – Микки, ты совсем? Хочешь, чтобы нас всех круглосуточно таскали на допросы, а потом обвинили в этом убийстве?

      – С чего нас обвинят, если мы ни при чем?

      – А то я не знаю, как это бывает. Им вообще пофиг, кто виноват, главное, чтобы было на кого повесить.

      В том, что касалось полиции и вообще любых вопросов, связанных с законом, Бэзил считался среди нас бесспорным авторитетом. Его дядька Антон по малолетству отсидел пять лет в колонии, и, хотя дальнейшая его судьба сложилась благополучно, он, не переставая, делился с Бэзилом печальным жизненным опытом.

      – Делать тебе больше нечего! – Фил жадно налегал на крылышки. – Просто труп, просто клеенка, а ты уже придумала детектив.

      – Между прочим, мой дед был следаком, и у меня это в крови.

      Бэзил громко расхохотался:

      – У тебя в крови устраивать кипиш из ничего.

      – Это не кипиш, а любопытство. Напиши Липе, – попросила я Лизу, – пусть сходит и точно все разузнает. Труп, может, и не покажут, но растяжку-то можно посмотреть.

      – Смеешься? – Фил скривился. – Нас взашей погнали, а Липа типа разузнает.

      – Ради меня Липа сделает что угодно, – похвасталась Лиза.

      – Вот и напиши, – поддержала я.

      – Придет время, все само выяснится, – проворчал Бэзил.

      Но Лиза уже быстро что-то написала и отправила.

      Сеня Липатов был тихим прилежным парнишкой, послушным и немного робким. Мы над ним посмеивались и нечасто звали куда-то.