Вавилон. Пламя. Ярослава Раскольникова

на юге – в море, расширяться им некуда, да они и не стремятся уже. Северян не любят, сульянцев не любят еще больше, всеобщий не признают. Туда очень тяжело чужая культура просачивается.

      – А архоны у них есть? Мэтры?

      – А то. У них все более категорично, чем у нас: на чьей земле ты родился, тому и принадлежишь. Формально. По факту ты свободный человек, конечно, езжай куда хочешь. Только там, где твоя фамилия и династия никому не известна, ни на что рассчитывать не приходится. Опять же…

      – Формально?

      – Ага. Города теперь уже не села, принадлежащие наместникам, и они стали достаточно большими, чтобы всем было плевать, кто ты и как тебя звать. Традиционалисты они, в общем… Что касается наместников, то все они входят в одно большое собрание совета. И государственные решения принимают коллективно, голосованием. В какой-то мере они могут сами распоряжаться законами в своих владениях, пошлину там поднять, например, или запретить всем ездить на лошадях, как в том же Чинджу… Но общегосударственные законы… как же это слово… – Лилит замялась. – Превалируют, во. Превалируют над местными.

      Дарири широко зевнула. Послышался громкий звон колокола.

      – Отчаливаем. Прощай, поганый Север! – Лилит закинула руки за голову. – Всего через пару лун будем в Чинджу.

      – Сколько?! – переспросил мальчик пораженно.

      – А ты думал? Нам, так-то, океан надо переплыть. Ты чего, малой, карты никогда не видел?

      – А где мне, бляха, было на карты смотреть? В карточном магазине? – он чуть не плакал.

      – Ты перенервничал сегодня, малой, – уже мягче сказала Лилит. – Иди-ка спать. Все теперь хорошо будет. Обещаю.

      Он утер нос и кивнул, вставая.

      – Если че вдруг… можно прийти постучать?

      – Можно, – подмигнула ему Лилит. – Мы тут будем до утра. Как проснешься, дуй сюда. По кораблю тебя проведу, на ванты залезешь…

      Окри кивнул, чуть успокоившись. Он попрощался и вышел из каюты, тихонько закрыв за собой деревянную дверь. Лилит потянулась.

      – Бедняга. Много впечатлений для одного дня.

      – Да уж да, многовато. Ты вообще в курсе, что на три тысячи ты могла бы две хаты в деревне купить? Или очень породистую лошадь.

      – Или четыре тысячи буханок хлеба. Или золотую подвеску с камнями. Мы перечисляем вещи, которые мне нахер не упали, или чем мы занимаемся?

      Дарири тяжело вздохнула.

      – С тобой невозможно разговаривать, ты в курсе? Я всего лишь заметила, что три тысячи – большая сумма.

      – Деньги это херня, Дарь. Сегодня есть, завтра нет. Я вон сколько за жизнь заработала, а все равно ни гроша за душой.

      – Нет, это очень благородный акт, я не спорю…

      – В жопу иди со своим благородством! – Лилит швырнула в нее подушкой. – Скажи еще “богоугодное дело”. Ты-то уж должна знать, что я не из благородства действую.

      – Да уж знаю. Называй это как хочешь, но три тысячи, Лилит, твою мать!

      – Да что ты пристала ко мне с этими тремя тысячами? Я тебе оставшиеся две дам, если ты заткнешься!

      – Подкупить