Тень правителей. Роман Воликов

не поверим гостиничным работникам, и будем честно шмалить всю бутылку.

      «Beherovka» подействовала мягко и взбадривающе. Я решил сменить тему, хотя бы для того, чтобы понять, куда я, собственно, попал.

      – Один живёшь? – спросил я.

      – Один, – сказал Николай. – Жену убил и съел. Нет, закопал в саду. – Николай сделал страшное лицо. – Хочешь, покажу место?

      «Да! Совсем плохо у дяденьки с юмором», – подумал я.

      – Тоскливо, наверное, одному на таком пространстве жить?

      – Тоскливо бывает вообще жить, – сказал Николай. – Пространство здесь ни причём, чистой воды самообман. Лично мне не тоскливо. Скажу больше, эти стены защищают моё ego от убогости жизни.

      – Если тебе наша жизнь такая убогая, продай дом и живи во Франции. Или на Пелопоннесе. – Настойка пробудила во мне патриота. Про Пелопоннес я, правда, сказал так, ради красного словца: бухгалтерша из нашей конторы ездила туда в отпуск и показывала фотографии – красота необыкновенная!

      – Римские императоры эпохи упадка одно время взяли моду менять столицы. Нерон постоянно жил в Остии, на берегу Тирренского моря. Другие держали двор в Медиалануме, нынешний Милан. Константин вообще перебрался через Босфор в Византий, переименовав его в свою честь. Вечный город в эти века превратился почти что в периферию. Но не помогло.

      – Не помогло от чего? – спросил я.

      – От неизбежности наступления варваров, которые в осколках вышеупомянутого зеркала уже видели себя властителями всего обитаемого мира. Каковыми и стали, пройдя мучительным тёмным путем, освещённым кострами инквизиции и озвученным воплями негров на хлопковых плантациях в Новом Свете.

      – Мне искренне жаль древних римлян, – сказал я, понимая, что уже мертвецки пьян. – Но если поминать, то по русскому обычаю – водкой.

      – Ты прав, – сказал Николай, сходил на кухню и принес оттуда два гранёных стакана с водкой. Мы встали.

      – Я пью, – голос Николая был строгим и трезвым. – За величайшую цивилизацию, когда-либо существовавшую на европейском континенте. В значительной степени наши законы, наши развлечения, наш индустриальный подход к освоению природы, наша политика и вообще вся наша дурь – их наследие. Плохо понятое и в основных постулатах по-обезьяньи скопированное, но не переставшее быть великим.

      – И я того же мнения, – хотел с пионерским задором добавить я, но строгость поминального тоста остановила меня. Да и сам вид Николая смутно напомнил мне портрет какого-то Гракха из школьного учебника по истории.

      – Пьём до дна! – сказал Николай.

      Я выпил и рухнул в кресло: – Слушай, я следующую пропущу! Ну, ты и пить, точно профессор!

      Николай налил себе из какой-то очередной бутылки: – Авиценна писал, что когда мысли становятся вязкими, следует выпить кубок чистого вина. Просто у каждого свой кубок.

      Я скользил в невесомой теплоте по волнам эфира и сквозь разреженный воздух �