Маринка, хозяйка корчмы. Ульяна Гринь

против такого обращения с хрупкими женщинами.

      Я не стану доить корову! Пусть лучше меня убьёт!

      Блин, меня же за водой послали…

      На краю колодца стояла другая бадья, привязанная тяжёлой цепью к колесу. Я бросила бадью в воду, подёргала за цепь и принялась крутить колесо. Руки сразу же онемели, но я не сдавалась. Меня не сломит какой-то колодец!

      В котором, к тому же сидит некто по имени Эло.

      Может, дух какой-то?

      Достав полную бадью из колодца, я перелила воду в свою бадейку и пошла обратно к крыльцу. Аллен уже чем-то занимался там, и, подойдя, я рассмотрела, что он колол полено на щепу. Подняв голову, хозяин недовольно буркнул:

      – Гауш ваха салиди.

      Гауш это вода, это я уже поняла. Чего он от меня хочет, чтобы я сделала с водой? Поставила бадью на доски крыльца – демонстративно так. Добилась, чтобы Аллен посмотрел на меня, и развела руками, сказала:

      – Я не понимаю!

      – Парсын, – бросил он своё короткое ругательство и кивнул, вставая. Я подхватила бадью и потопала за ним в кухню. Сейчас и узнаю, что такое «ваха салиди». Оказалось, что первое слово означало действие наполнения, а второе – сосуд, который нужно было наполнить, а именно: котелок над очагом. Я наполнила. Оглядевшись, спросила:

      – А что варить? Кашу?

      Аллен ткнул в холщовый мешочек, завязанный шнуром, потом открыл ларь и достал кусок мяса, положил его на стол. Ага, значит, суп с крупой. Ладно, это я смогу, это я умею. Конечно, с картошкой было бы вкуснее, но картошки явно нет.

      Пока вода закипала, я решила подмести пол и выбросить хлам. А то скоро Чиби проснётся, а тут бутылки разбитые валяются! Как вообще можно ребёнка растить в таком сраче? Аллен, походу, хотя дочку и любит, не заботится о ней…

      Веник нашёлся в углу – маленький, как издевательство над человеком. Пришлось подметать, согнувшись в три погибели. Полы плаща подметали за веником, и я то и дело злилась, отпихивая их назад. В карманах ещё и звенело что-то, а я начинала просто беситься. На веник, на плащ, на ерунду из моей прошлой жизни, которую я забыла в плаще. В конце концов, не выдержала и принялась рыться в карманах. Ключи от дома? Выбросить в мусор. Дома у меня больше нет. Банковская карта – бесполезный кусок пластика. Пакетик бумажных салфеток, брелок в виде Минни Маус… Я на миг сжала его в ладони, задохнувшись от боли, и бросила на стол.

      Не могу больше думать о Таше!

      Но сердцу не прикажешь, не осушишь кровавые слёзы, которыми оно плачет. Надо как-то потихоньку, потихонечку…

      В кармане лежало ещё что-то, и я вытащила длинную нитку, унизанную маленькими, но тяжёлыми красновато-оранжевыми бусинами. Посредине нитки бусины постепенно увеличивались в размерах, окружив большой алый камень-каплю.

      Это не моё.

      Я никогда не видела это ожерелье. Хотя нет, стоп.

      Видела.

      Просто забыла…

      – Что ты ищешь?

      – Забвение. Смерть. Избавление от боли.

      – Твоя дочь?

      – Да. Она умерла, и я не могу жить без неё.

      – Возьми это, оно тебя