Белый лист. Андрей Латыпов

Евгению, сначала, конечно же, спросив разрешения у всех родителей, пойти под ее уже взрослым предводительством в кино. Накануне подруга, с которой она должна была пойти, по неизвестным ему причинам отказалась, остальные, ссылаясь на занятость или странное название фильма, тоже отказались, в итоге по странному стечению обстоятельств выбор пал на него.

      Евгений с взволнованной заинтересованностью расспрашивал сестру о сюжете, названии: «Ну что там, интересно?», но на его навязчивую назойливость Катерина отвечала заманчиво.

      – Да, – говорила она, смакуя его нетерпеливость, – про войну. Тебе понравится, я уже один раз смотрела.

      И Евгений, надевая куртку, уже с порога начал представлять огромные баталии. Сражение набегающих друг на друга огромных волн солдат, танков и всадников под высокой, устрашающей тенью сотен самолетов, сбрасывающих свои толстые бомбы. И взрывы с взметающимися в воздух клочьями земли. И бесстрашие, и доблесть.

      И где с первых секунд начала его трепещущие чувства постепенно начинали стекать в русло непонятного и странного удивления от бодрой веселой музыки и бодро поющих марширующих солдат, поющих за чудаковатым занавесом, смешного солдата с приклеенной, замершей и сияющей практически во все лицо улыбкой полного кретина. И искренне негодуя, он ворчливо буркнул сестре:

      – Что за ерунда?

      Он совмещал и сравнивал. Его еще не растоптанное ожидание, ища компромисс, то разбивалось о стены непримиримости, то, словно феникс, сгорая, рождалось, цепляясь за невидимую нить интриги.

      – Ну где, ну где?

      – Сейчас, сейчас, – всплывало в его голове.

      Евгений все еще надеялся и ждал сражений, пламени, атаки и подвигов. Он сидел тихо, послушно вслушиваясь и всматриваясь в глядящие по сторонам тени из своего кресла в уступчивой тишине полного зала, иногда вцепляясь, словно когтями, в свой левый подлокотник. Евгения мучительно сильно томило ожидание начала, которое лукаво играло свою роль, незримо готовя его к апофеозу наивного безрассудства. И как будто незаметно из темноты кто-то залез в его распахнутые мысли и поднес к его заряженному сердцу горящую спичку. И Евгения словно прорвало, он засмеялся, наверное, первый раз в жизни, искренне выбрасывая в атмосферу все накопленное, сжатое, спрессованное в его душе, что даже было нельзя назвать отрицательным, а просто все то желаемое, то несбывшееся, мечтаемое, но не осуществившееся. Он смеялся девственно-чисто в том моменте, когда главный герой, выдавая себя за главного злодея, пытался спеться с полненькой фройляйн Гретхен фон Шмехермен. В безрассудном экстазе Евгений ухохатывался, заливая горловым смехом ближайшие ряды, и колотил по спинке переднего кресла невпопад дергающимися ногами.

      – Перестань пинать, – сконфуженно, шепотом бросала ему сестра, – успокойся, – и искренне говорила: – Извините, пожалуйста, – взволнованным соседям, недовольно бурчащим вполоборота. – Может быть, хватит?

      Евгений, признавая свою