Незапертая дверь. Мария Метлицкая

можно было бы пережить.

      А вот его маниакальную чистоплотность пережить было трудно.

      Катя отнюдь не была неряхой, но тут! Какой-то ужас: белые носки к белым, темные к темным. Белые кроссовки Чемоданов стирал раз в неделю. Рубашки крахмалил. Кастрюли надраивал так, что в них можно было смотреться как в зеркало и даже, глядя в них, накрасить ресницы.

      – Не мужик, а робот! – возмущалась Верка. – И как с таким жить? А если ты не помоешь посуду, что тебя ждет? Нет, Кать, это не шутки! Ты уточни!

      Мама, тихо вздыхая, смотрела на Катю глазами больной собаки.

      Да, педант. Аккуратист. Чистоплюй. Но Кате он нравился. Кажется, впервые после предательства Майка она влюбилась. Ей нравилось и то, что Чемоданов никак не стремился заселиться в ее замечательную квартиру. Он жил в съемной, ужасной, убитой однушке у черта на рогах и окнами на Кольцевую.

      Квартира Чемоданова была настолько убогой, что Катя бывать там отказалась.

      Как он ни старался, как ни отдраивал ее, как ни прикрывал ковриками и картинками драные стены, убогость и нищету не прикроешь.

      За окнами без передышки гудела Кольцевая, черная пыль была нестираемой, сразу после уборки ложилась густым плотным слоем.

      К тому же публика в доме жила самая что ни на есть маргинальная.

      – Как ты можешь здесь жить? – спросила однажды Катя.

      Чемоданов пожал плечами:

      – Нормально. Потому что я знаю, что это явление временное, и я обязан его пережить.

      – Но ты же вполне нормально зарабатываешь, неужели не можешь…

      Чемоданов ее перебил:

      – Не могу. Я, Катя, коплю на дом. Дом моей мечты. Семейное гнездо. Участок у меня есть, остался от бабки с дедом. Участок прекрасный, лесной, пять берез и восемь сосен! – У Чемоданова загорелись глаза. Катя ни разу не видела его в таком радостном и счастливом возбуждении. – Ты даже не представляешь, какой это участок! А между березок полянка! Травка нежная, изумрудная. А под березами растут грибы! Подберезовики, сыроежки, а у забора колония маслят! В детстве, когда я туда приезжал, мы с дедом собирали грибы, и бабуля их жарила. Вот представь – пятнадцать минут прогулки на собственном участке, и на ужин картошка с грибами! – Вспомнив, Чемоданов причмокнул. – И земляника за домом, и ландыши! А у крыльца куст жасмина – огромный, с гору! А запахи, запахи! Просыпаешься ночью от стука дождя по крыше, окошко открыто, и запах жасмина. Ты представляешь?

      Катя пожала плечами. За городом ей нравилось, но коротко, сутки, не больше. Пожарить шашлыки, пройтись по лесу, сходить на речку – и в город, в город, в цивилизацию! К душу, теплому туалету, на диван к телевизору. Нет, загородная жизнь явно не для нее.

      Как-то в мае, в самой его замечательной середине, когда появилась новая, свежая, сочная травка, а на деревьях трепетали первые клейкие листочки и стояла лучшая погода на свете, когда нет жары, а есть тепло, и яркое солнце, и чуть заметный свежий ветерок, и все пахнет свежестью, новизной и надеждой, они поехали на старую чемодановскую дачу.

      Дача