Ревизор: возвращение в СССР. Серж Винтеркей

про Якутию откуда знаешь? – спросила она, пристально глядя мне в глаза.

      Глава 6.

      Пятница, 12.02.71 г. Святославская городская больница.

      – Мама вчера вечером рассказала, – честно ответил я.

      – А… – до меня и до бабули дошло, какова причина вчерашних слёз Аполлинарии.

      Мы молча присели рядом на подоконник.

      – Ну. Начать жизнь сначала никогда не поздно, – прервал я молчание, положив руку на бабушкину ладонь. – Батя звал нас к себе?

      – Писал как-то, через пару лет, что какие-то месторождения они там открыли, то ли золота, то ли титана. Или и того, и другого. Я не помню сейчас. Звал. Куда, не помню. Спроси у матери, может, письма сохранила.

      – А он часто писал?

      – Первое время писал. Потом уж, когда развелись, открытки присылал еще лет пять.

      – Алименты платил?

      – Алименты не платил. Инка вне брака была рождена, у неё и фамилия до брака была Домрацкая. Когда ты должен был родиться, тогда уже я отца твоего за жабры взяла, они и расписались. Но он присылал деньги. Редко, но хорошо.

      – А ещё родня здесь где-то поблизости есть?

      – Нет никого. Меня сюда по службе прислали сразу после войны на механический завод.

      – Значит, вдвоём детей поднимали с мамой, – подвёл итог я. – Тебе проще было их в Якутию отправить.

      Она горько рассмеялась. А я вспомнил, как где-то читал, что у нас в стране 80 процентов населения выросло в однополых семьях: с мамой и бабушкой.

      – Я тебя понимаю, – сказал я ей, забывшись, – хочется, чтобы дети не хлебнули того, что нам пришлось. Не всегда мы рядом с ними не будем. Они должны учиться жить самостоятельно.

      Заметив изумленный и немного испуганный взгляд бабули, чертыхнулся мысленно, улыбнулся и попытался перевести все в шутку:

      – Так ведь вы взрослые обычно рассуждаете?

      – Это что? Яйца курицу учат! – воскликнула Эльвира и стукнула меня кулаком в плечо. Напряжение из ее глаз исчезло, бабушка снова увидела во мне своего внука. А потом продолжила говорить уже серьезно, – Ты думаешь, я не понимаю? Я поэтому и отпустила Инку с мужем в Пермь! Но мне так малышку жалко! И Инку жалко! Как подумаю о них, сразу слезы наворачиваются.

      – Всё у них нормально, – отрезал я. – Поверь, было бы плохо, она уже здесь была бы.

      Мы поболтали с бабулей ещё немного. Она мне рассказала о заводе, на котором проработала четверть века. Ещё я попросил её рассказать, как она стала депутатом.

      – Да меня как начали избирать 5 лет назад, так и переизбирают. Устала я, если честно. Депутат – это образец для подражания. Все смотрят на тебя, каждый твой шаг на виду. Всё должно быть и на работе, и в быту образцово-показательно. Так устала…

      – А зачем тебе всё это?

      – Сама уже и не знаю.

      – Обед! – раздался голос буфетчицы-хохотушки их коридора. У меня, как у собаки Павлова сработал рефлекс и я, наскоро обняв и чмокнув бабулю, попрощался с ней и поехал в тапках как на лыжах в палату. Приспособился, наконец, к этой обуви.

      В палате