Пока мы живы. Екатерина Громова

ожидании чего-то неизвестного, предчувствуя неотвратимую опасность. Запах стал сильнее, звуки ближе. Через мгновение в комнату вошла Дарья Прокопьевна – уборщица.

      Она выглядела омерзительно: кожа светло-синяя, как у покойника; глаза невидящие желтые; редкие зубы были красные от крови. Уборщица медленно двигалась, шаркая ногами, будто сильно устала, и издавала странные хрипяще-бурлящие звуки, заливая кровью изо рта светлый линолеум.

      Вне себя от ужаса, я инстинктивно попятилась. Я смотрела на Дарью Прокопьевну и не могла поверить своим глазам. Мой коллега оказался более решительным. Он подскочил. Схватил стул. Бросил его в женщину. Та слегка покачнулась, но продолжала медленно надвигаться на нас.

      Дима взял биту и приготовился защищаться. С диким ужасающим рыком уборщица набросилась на парня. Я закричала. Дима отталкивал Дарью Прокопьевну битой, стараясь держать ее на расстоянии. Казалось, она вот-вот его схватит.

      Но тут в комнату ворвалась Анна Маратовна – наш директор.

      Выглядела она воинственно: короткие черные волосы с ассиметричной челкой торчали в разные стороны; рубашка с вертикальной полосой порвана в нескольких местах и чем-то испачкана; в руках угрожающе качнулся топор, который она Бог весть где взяла.

      Анна Маратовна – женщина внушительной комплекции, но активная и подвижная – залетела в комнату, не говоря ни слова, и одним ударом разнесла уборщице голову. Комната отдыха превратилась в комнату страха: всюду кровь, выбитые зубы, части мозга, медленно сползающие по стене.

      Все это было до того жутким, что казалось нереальным ужасающим сном, из которого невозможно выбраться. Может, я все еще спала?

      – Ой, Дима!

      Неуклюжий Дима наступил мне на ногу, когда метался по комнате, убедив меня в реальности происходящего.

      – Ай да Анна Маратовна! Ай да молодец! – закричал обрадованный парень, держа в одной руке биту, другой зачесывая свою густую шевелюру назад. Голубые глаза лихорадочно блестели, лицо покрылось крупными каплями пота.

      Директор перекладывала топор, испачканный внутренностями уборщицы, с одной руки в другую. Она повернулась ко мне:

      – Вы не ранены?

      Я покачала головой.

      – Что тут происходит? – спросила я, надеясь, что хоть директор сможет прояснить ситуацию.

      – Какая-то херня, – только и ответила Маратовна, нахмурившись, – надо идти. Поговорим, когда выберемся отсюда.

      Нам с Димой два раза не нужно было повторять – мы как по приказу двинулись за Маратовной. Когда мы шли по направлению к выходу, тишину, царящую в здании, разорвал крик, леденящий кровь. Кричала девушка. Я не могла разобрать, кто именно. Тут же послышалось противное рычание, от которого волосы встали дыбом.

      – Там кто-то живой! – воскликнула я.

      – Если не хочешь стать такой же, как Прокопьевна, надо валить! – сказал Дима, не останавливаясь.

      – Но, Дима… Вдруг мы можем помочь!

      Я не хотела… не могла бросить человека, который нуждался в помощи.

      – Тех,