Царство. 1951 – 1954. Александр Струев

В каждом номере журнал публиковал картины знаменитых художников. Сталин вырвал понравившуюся, велел обрамить в простую сосновую рамку и повесил на стену.

      – Товарищ Сталин показывает нам, что сделался таким же беспомощным козленочком, которого приходится кормить из рук! – продолжал Хрущев.

      – Это мы, Иосиф! – пробравшись вперед, заговорил Микоян.

      Сталин чуть скосил глаза.

      – Пришли тебя проведать. Хотим, чтобы ты скорее поправился! – Анастас Иванович наклонился над лежащим. – Держись, друг, мы тебя не оставим!

      Вдруг лицо Сталина ожило, бледность исчезла, взгляд сделался свежим, твердым. Все заметили его внезапное перевоплощение. Перед ними был прежний вождь – неумолимый, непререкаемый, властный.

      – Иосиф! Дорогой! – отталкивая Микояна, заголосил Берия и грохнулся перед диваном на колени, хватая и прижимая к себе руку правителя. – Тебе лучше?! Лучше?!

      Лаврентий Павлович целовал сухую, морщинистую, неестественно желтую, жесткую руку, руку его счастливой судьбы. Глаза повелителя сделались мутными, поплыли, и он снова перешел в неведомое забытье.

      – Ты где?! Где?! Смотри на меня! – Берия все сжимал, тряс ненастоящую, никчемную ладонь.

      Сталин потерял сознание. Берия грубо оттолкнул от себя полуживую плоть.

      – Напугал черт, думал, ожил!

      Соратники недолго постояли возле умирающего и поспешили вернуться в столовую.

      – Может, не надо у него дежурить? Мы же не врачи! – вздохнул Маленков.

      – Раз взялись дежурить, надо додежурить. Если товарищ Сталин умрет, мы будем последними, кто его проводит, об этом вся страна узнает. А если поправится, то сами понимаете! – возразил Хрущев.

      – Теоретик! – сдвинул брови Берия.

      – А что? Политически правильно говорю!

      С этого дня распоряжались в Волынском врачи, их набилось сюда целое множество. Из какого-то института привезли громоздкий аппарат искусственного дыхания, совсем недавно сконструированный инженерами, думали, пригодится. Только как с аппаратом обращаться, до конца не понимали – вещь новая. Чаще всего Сталин был без сознания.

      Никита Сергеевич и Николай Александрович заступили на дежурство. Время от времени, они звали Лукомского, справлялись о состоянии больного.

      – Такие заболевания, как правило, непродолжительны и кончаются катастрофой.

      – Но надежда есть?

      – В лучшем случае удастся его вытянуть из могилы, но полноценно работать товарищ Сталин не сможет.

      – И на том спасибо! – грустно отозвался Никита Сергеевич. – Вы нам обо всем говорите, ничего не утаивайте.

      Лукомский ушел.

      – Молотов так и светится! – подметил Булганин.

      – Как фонарь!

      – Давай Жукова в Москву вернем?

      – А Лаврик не взвоет?

      – Лаврентий не злопамятный, в конце концов, мы их помирим.

      – Я бы Жукова вернул, – согласился Хрущев. – Жуков нам благодарен будет.

      – Идем к нему? – кивнул на дверь Булганин.

      Дверь