Не в масть. Зарисовки из жизни людей и собак. Николай Лейкин

Здесь она сняла с себя платье, надела капот и села на диван, пригорюнясь.

      Порфирий Васильевич, тоже переодевшись у себя в кабинетике в халат, вошел к ней в спальную и старался улыбнуться. Она отвернулась от него.

      Он подсел к ней и проговорил:

      – Ну-с, будем в мире жить.

      – Да, советую вам. Иначе ни за что не удержите меня около себя. Это ничего не значит, что я вернулась, но как что – я сбегу навсегда, и уж второй раз сбегу туда, где долго не найдете меня, – отвечала Катерина Петровна, не глядя на него.

      – Романов начитались, что ли? – ядовито спросил он.

      – Ну, уж это мое дело, а не ваше.

      – Зачем же слово «вы»? Будем говорить друг другу «ты», как мужу с женой полагается.

      Ответа не последовало. Катерина Петровна продолжала глядеть в сторону.

      – Нельзя ли обернуться к мужу? – спросил он, опять стараясь держаться ласкового тона.

      – Зачем? – спросила она, сухо взглянув на него.

      – Муж и жена, так надо поговорить по хозяйству. Ты четыре-то тысячи все-таки от отца по документу не получила? Ах ты какая!

      – Опять деньги! Ах ты господи! Не получила, но получу и буду держать их у себя.

      – Ну, то-то. А прощать зачем же? Деньги нам на хозяйство пригодятся.

      – Вот я и буду процентами с них на свои нужды пользоваться. Но довольно о деньгах. Я больше о них разговаривать не желаю.

      Вошла кухарка и доложила, что сундук с бельем и узлы привезли.

      – Вели внести все это в гостиную, – отдала ей приказ Катерина Петровна.

      Два дворника Петра Михайловича втащили в гостиную два узла и сундук. Кухарка помогала им.

      – Разобрать, барыня, прикажете? – спрашивала она.

      – Узел с подушками развяжи, икону повесь на стену, подушки и одеяло положи на кровать, а остальное разбирать не надо, – отвечала Катерина Петровна.

      – Отчего же не надо? – заговорил Порфирий Васильевич. – Давай разберем вместе и положим все в комод и буфет.

      – Нет, нет. Не желаю я этого. Надо подождать.

      Порфирий Васильевич промолчал и стал курить папироску, сильно затягиваясь и в раздумье поскабливая у себя в затылке. Кухарка постлала постель и стала уходить из спальной.

      – Поставь, Матрена, самовар. Мы чаю еще не пили, – отдал он ей приказ и, когда она удалилась, спросил жену: – Отчего же ты, Катенька, не хочешь разложить по местам свои вещи?

      – Оттого, что надо прежде посмотреть, могу ли я еще жить с вами. Может быть, завтра же мне уходить придется.

      – Но, но… Зачем так? Давай ладком…

      – Какой же тут ладок, ежели вы уж сегодня же опять о деньгах начали!.. А я этого слышать не могу. И повторяю… Слово мое твердо. Как только вы начнете дурно говорить о папеньке с маменькой или станете толковать о деньгах – я уйду туда, куда говорила. А вещи мои покуда пусть будут наготове.

      – Ну, понимаю, понимаю. Ах, женщины! – вздохнул Порфирий Васильевич, притворно улыбнулся и спросил: – Это к нему, что ли?

      Катерина Петровна смело взглянула ему в лицо, кивнула и отвечала:

      – Да.