Не в масть. Зарисовки из жизни людей и собак. Николай Лейкин

ты человек, грошовник, алтынник – вот кто ты!

      Порфирий Васильевич злобно пошамкал губами и начал:

      – Конечно же, ежели благородный человек женится на девушке из низшего класса…

      – Молчать! Какой ты благородный человек! Ты о благородстве-то и понятия не имеешь! Крапивное семя ты!.. – воскликнул Петр Михайлович, вскочив со стула.

      – Но-но-но… Пожалуйста… Не имеете права… – попятился Порфирий Васильевич.

      – Ты имел право оскорблять меня в своем доме в день свадьбы, оскорблять при всех, стало быть, и я имею право невестке на отместку… Крапивное семя ты! А что такое благородный человек, так ты, должно быть, и не видал.

      – Катерина Петровна! Прошу вас одеваться и следовать за вашим мужем. А за вещами вашими мы через час пришлем, – отчеканил Порфирий Васильевич.

      – Не пойду я к вам, ни за что не пойду… – отвечала Катя.

      – Желаете, должно быть, чтобы я через полицию вас в свой дом водворил? – спросил он.

      – Ничего я не желаю и прошу вас оставить меня в покое.

      – Да закон-то вам о правах мужа известен?

      Порфирий Васильевич встал в позу и подбоченился, что совсем не шло к его тщедушной плюгавенькой фигурке и делало ее совсем смешной.

      Петр Михайлович подошел к нему, похлопал его по плечу и сказал:

      – Ты не борзись, молодец, а лучше сократись – вот что… Борзостью своею ничего не возьмешь, потому давно уж всех из терпения вывел. А ты ежели хочешь, чтобы что-нибудь у тебя наладилось, ты со мной поговори, да поговори без дерзостей, а учтиво, как с добрым тестем следует. А стращанием ты тут ничего не поделаешь. Ну, – через полицию так через полицию! Только посмотрим, чья еще возьмет.

      Порфирий Васильевич посмотрел на тестя, покусал губы и сказал:

      – Хорошо, извольте… Я готов поговорить с вами.

      Петр Михайлович взял его под руку и повел к себе в кабинет.

      XI

      – Садись, – сказал Петр Михайлович зятю, когда привел его в кабинет, и указал на стул.

      Порфирий Васильевич сел. Сел и Петр Михайлович.

      – Когда ты, наконец, угомонишься? Когда перестанешь шипеть? Ведь у тебя все есть, все тебе дадено, ненасытный ты человек! – сказал Петр Михайлович.

      – Да какое же с моей стороны шипение? Шипения никакого, – отвечал несколько спокойнее Порфирий Васильевич. – А только ежели вы говорите, что все мне дадено, то вовсе не все.

      – Это что табуретки-то к пьянину у тебя нет? Грошовник ты эдакий! Табуретку забыли тебе послать – вот и все.

      – А зачем же забывать? Нужно честно. Ежели я честно, то и вы… Да и не одна табуретка, а и стулья…

      – Честно! Смеешь ты еще о чести разговаривать! Когда честь-то раздавали, тебя дома не было.

      – Но-но-но… Пожалуйста…

      – Нечего «пожалуйста». Кто честным себя считает, тот ростовщичеством заниматься не сбирается. А ты под проценты товарищам деньги сбираешься отдавать.

      – Уж доложили! – хлопнул себя Порфирий Васильевич ладонью по коленке. – Вот у баб язык-то с дыркой! Но ведь и деньги ссужать можно честно.